— Совсем, совсем?
— Ни единой живой души! Потому что как раз это и есть основной ответ на второй твой вопрос. Шпон однозначно уверен, что в нашем окружении ему не просто всё известно, а вообще в случае нашего неповиновения он нас устранит в мгновение ока.
— Даже так?!
— Как видишь! Конечно, чаще всего подобные заявления делаются на всякий случай, так сказать, для острастки. Но ведь не такой это человек, что бы бросаться на ветер подобными словами. Пусть даже это и угрозы такого высокого уровня.
Моус нервно поёрзал на своём жестком стуле:
— Так что нам теперь, на каждую тень оглядываться?
— Ни в коем случае, — успокоил его самый верный сподвижник, — Ведь мы пока будем действовать строго в русле наших со Шпоном договорённостей. А уж потом, когда придёт удобное время…, - граф многозначительно сжатым кулаком легонько ударил по столу, — Мы все двуликих наших товарищей прижмём. В этом направлении я тоже веду отдельную, кропотливую работу.
— Сам со всеми подобными делами не справишься. А начнёшь привлекать помощников, имеешь все шансы пригреть на груди предателя. И какой тогда будет толк от твоего "прижима"?
— Чтобы подобного не случилось, я придумал одну уникальную комбинацию. Постараюсь лично выбрать самых талантливых и достойных бойцов из наших молодых выпускников-кадетов. Несколько десятков. Как люди новые и со стороны, они вполне натурально пройдут на должности секретарей, референтов, или телохранителей. И будут работать только на тебя. За год, максимум три, всех предателей или двурушников высчитаем и к часу «Х», уберём без шума и пыли.
Самозванный диктатор презрительно улыбнулся:
— С чего ты взял, что кадеты будут молиться именно на меня? Их ведь долго воспитывали к почитанию законной королевской власти и многие в душе могут сомневаться в моей правомочности занимать трон.
— Как раз по этой причине я буду выбирать только ярых добровольцев, которые уже зарекомендовали себя как твои ярые сторонники и фанаты. Таких в системе уже предостаточно.
— Даже в этом случае их могут подкупить, завербовать после идеологической обработки, а то и сломать с помощью шантажа. Какие у тебя будут гарантии в их лояльности?
— Раз они согласятся добровольно, то будут знать и об одном обязательном условии договора: в их тело будет вшита следящая капсула и любое их движение, слово или общение будет заноситься в память отдельного хранилища. А вторая капсула, самая минимальная и практически не регистрируемая ни одним прибором, в любой момент по приказу извне, запустит в организм смертельный яд. Так что путь к предательству они сами себе перекрывают сразу.
— Впечатляет. Тогда действуй! Ради блага Пиклии, объединённой с Оилтоном, мы готовы на любые жертвы.
Де Ло Кле встал, собрал папки, и уже став уходить с удивлением оглянулся на замершего короля:
— И чего расселся? Ты ведь собирался в войска с очередной инспекцией.
— Ах, да! — Моус подхватился с места, и с довольной улыбкой бросился догонять соратника, — Несколько замечтался, представляя, сколько боевых кораблей мы будем иметь в самом скором времени. Но ты прав: мечтать некогда! Надо ежечасно поднимать боевой дух нашей армии!
Последние слова диктатор произносил уже в коридоре, где его прекрасно слышали все стоящие на постах гвардейцы. На имидж великого правителя приходилось работать круглосуточно.
Глава двадцать первая
3589 год, 30-го мая, Оилтон, училище
Сегодняшний день, официально считался последним учебным днём первого курса. Тридцать первого мая все курсанты, сдавшие в последние пару дней три комплексных экзамена, переходили в разряд обучающихся второго курса. После обеда следовало освободить комнаты от личных вещей, сложить всё походное и десантное обмундирование в рюкзак и почти ночью загрузиться в боевые космические корабли. С завтрашнего дня в эти стены придут новые кандидаты, и для них с тщательного медосмотра начнутся вступительные хлопоты. Тогда как закончившим первый курс воинам, предстояло снова отправиться на полтора месяца на Хаитан. Повторной, практикой как бы закреплялись полученные знания и навыки. Тех кто перешёл на третий курс и выпускников отправляли на разнообразную практику в другие места Оилтонской империи.
Второе, более короткое полугодие пролетело совсем незаметно для большинства курсантов. А всё потому, что гоняли их на занятиях по физическому усовершенствованию куда интенсивнее, чем в первые месяцы. Да вдобавок теоретическая программа стала ещё более насыщенной. У большинства ребят и девушек только и оставалось вечером сил, что посетить душевую, да завалиться спать без всяких сновидений. А часто и выспаться не удавалось: раз в три дня как минимум, приходилось вскакивать по учебной тревоге и буквально на бегу, привыкать к трудностям и тяготам воинской службы. Причём тяготы одолевали настолько, что космодесантники мечтали о том часе, когда они снова окажутся на повторной практике на Хаитане и заступят «отдохнуть» на боевое дежурство.
Само собой разумеется, что при таком сжатом распорядке дня, отвлекаться курсантам на какие-то личные, а тем более интимные отношения, просто не хватало человеческих сил. Образовавшиеся по симпатиям парочки почти не встречались, а если им и удавалось оказаться рядом на полигоне или в учебном классе, то только и могли, что кивнуть друг другу в приветствии. Чаще пробегали мимо, не узнавая. Но сказать что все стали настолько равнодушными, было нельзя. Так как имелись в училище и исключения. Да и несколько часов в выходные дни можно было провести по собственному усмотрению: просто выспаться, посмотреть интересные фильмы или прогуляться по увольнительной в город. В такое время самые устоявшиеся пары сразу бросались в глаза.
Особенно выделялись в этом отношении парочка Роман-Магделена. После возвращения героем с первой практики, Бровер со всей яростью и усердием продолжил штурм безумно понравившейся ему второкурсницы. Он по этой причине даже не поехал с друзьями в Старый Квартал, отмечать первый отпуск. А сразу помчался в тот город, куда отправилась Магдалена. По словам самой девушки, ей просто ничего не оставалось делать, как согласиться на ухаживания такого пылкого поклонника, потому что в противном случае, она бы погибла под лавиной цветов, подарков и прочих рухнувших на неё знаков внимания. А если к этому добавить неуёмное и велеречивое словоблудие Романа, то становилось понятно, почему Магдалена соглашалась на поцелуи. Лишь только в её сторону начинался пышный монолог, она томно вздыхала, артистично раскидывала руки и восклицала:
— Уговорил! Можешь меня поцеловать!
Когда она делала это в компании, все друзья умирали со смеху, наблюдая за целой гаммой чувств на лице Бровера. Тому и договорить свой помпезный спич хотелось до конца, и цветок после этого вручить, и уединиться для более интимного поцелуя, да и много чего другого. Тогда как его избранница оказалась персоной решительной и не терпящей долгого словоблудия:
