– Приветствую тебя, Петр. Благополучно ли добрался? Сумел ли раздобыть то, что мы заказывали?
– Все в порядке! – отозвался Дукакис. – Но, думается мне, беседу лучше продолжить у тебя во дворе, чтобы лишние глаза чего ненужного не подглядели.
Староста, сразу видно, был огорчен такой невежливой поспешностью гостей, но возражать не стал. Повернулся и махнул рукой. Мол, ладно, раз так поспешаете, то идем, чего стоять.
Во дворе старосты они тоже не задержались, а сразу прошли в лодочный сарай. И лишь там, когда остались только свои, стали, уже не сильно торопясь, рассматривать привезенное. Каждая винтовка внимательно изучалась. Время от времени возникал спор, не помешает ли трещина на прикладе или выщербина на стволе стрелять. Спорное оружие откладывали в сторону. Потом долго рядили. Дукакис не сильно переживал, знал, что возьмут селяне все. Даже такое дерьмо, как винтовки Спрингфилд «Трап-доор», скупленные Костадисом по дешевке.
А что придираются, так это просто чтобы цену сбить. Потом был пересчет и торг. Наконец перешли к обсуждению суммы.
– Вот, уважаемый, сто винтовок, как и договаривались. И по сотне патронов к каждой. Итого – четыреста лир! Половину золотом, половину можно банкнотами…
– Подожди, Петр! – заволновался староста, – Как это четыреста лир? Сам смотри, договаривались, что по три лиры за винтовку. Но это за нормальную! А из них восемь – с дефектами. Мы договорились, по лире ты за каждую дефектную сбросишь. Так что за винтовки у нас двести девяносто две лиры.
– Так! – подумав немного для солидности, согласился Дукакис. – Верно. Не четыреста лир, а триста девяносто две.
– Подожди-подожди! А патроны ты зачем по курушу[10] за штуку посчитал? По курушу – это старые патроны были, а американские, ты сам говорил, на четверть дешевле, так что по тридцать пара. Так ведь, люди? – воззвал он к односельчанам, участвовавшим в осмотре оружия.
– Так! Так! – тут же донеслось со всех сторон.
– Так что получается двести девяносто две лиры за винтовки да семьдесят пять – за патроны! – продолжал напирать староста.
– Патроны подорожали! – возразил Дукакис с непреклонной решимостью в голосе. – И я тебе об этом потом говорил. Что не смогу я теперь четверть скинуть, без своих денег останусь! А ты сказал, мол, все равно вези.
– Ну, пусть не четверть, пусть пятую часть, – упирался староста.
– Хорошо! – неожиданно быстро согласился Дукакис. – Пусть так. Итого триста семьдесят две лиры. Половину золотом. Верно?
– Верно! – со вздохом согласился староста. – Пошли в дом, рассчитаемся…
И скомандовал, обращаясь к односельчанам:
– А вы не стойте, по домам разнесите. По тайникам прячьте. Куда и сколько – сами знаете!
– Стоп! – вдруг жестко прервал его контрабандист. – Сначала – деньги! А до того товар у моих людей на виду пусть лежит! Я тебе, конечно, верю, но порядок такой, не мы его придумывали, не нам и отменять!
– Ладно! – с досадой махнул рукой староста. – Пошли в дом. Рассчитаемся.
В доме, как положено, гостя тут же усадили за стол. Налили стакан вина, поставили ломоть сыра да оливки на закуску… Староста ушел в соседнюю комнату и долго отсчитывал деньги. Вернулся с мешочком монет и стопкой банкнот. Дукакис не торопясь тщательно пересчитал. Затем повторил пересчет. Убедившись, что результат не меняется, обратился к хозяину:
– Это что за шутки, уважаемый? Тут только триста лир. Где еще семьдесят две?
– Извини, Петр. Нет у нас сейчас. Хочешь, расписку напишу. В следующий урожай мы тебе не семьдесят две лиры, а восемьдесят отдадим? И все золотом, хочешь?
– Нет. Не хочу! Деньги мне сейчас нужны. Все, до последней пара. Не заплатите вы, заплатят соседи. Они тоже оружие просили. Но я к вам пошел. А вы… Хотите в долг взять? Так не у меня берите. Пошли бы в Ханья, там Ян Гольдберг, еврей-процентщик. Он бы вам и занял. Занимать деньги – его хлеб! Ему бы и отдавали…
– Не даст нам Ян! – глухо проворчал староста.
– А я тем более не дам! – отрезал контрабандист.
– Ты не дашь, через неделю армяне привезут. Карена, что неподалеку от маяка живет, знаешь? На ближней окраине Ханьи? Так он за ту же цену через неделю русские винтовки поставить обещал. И из них согласен половину векселем взять.
– Так чего ты у меня берешь тогда? И брал бы у армян! – не поверил Дукакис.
– Потому и беру, что его поставки еще неделю ждать надо! И не факт, что он первую партию мне отдаст. А время сейчас сам знаешь какое… Сам смотри, Попандопуло не спешил вооружаться, в закон верил. И где он теперь? И сам сгинул, и все семейство его пропало невесть куда. А в доме его теперь казармы Патриотической Сотни. А ведь богатая семья была, сильная, уважаемая…
Контрабандист покивал в знак согласия. Историю с исчезновением семейства Попандопуло в Ханье обсуждали уже четвертый месяц. Невесть откуда прошел слух, что у Попандопуло в доме скрывают раненых повстанцев. Начальника полиции как раз в городе не случилось. Так толпа «возмущенных патриотов» устроила «суд» сама. Самосуд. И повесили, прямо на воротах дома. А семья его в ту же ночь исчезла. Куда исчезла, неизвестно. Полиция выдвинула версию, что они на лодках контрабандистов перебрались в Грецию. Якобы опасаясь справедливой мести «патриотов». Только местное население, прочно повязанное с контрабандистами, точно знало, что никто из них семью Попандопуло не вывозил. Зато в пустом доме и пристройках обосновались «патриоты», организовавшиеся в Патриотическую Сотню под командованием юзбаши Мехмет-оглы Арслана по прозвищу Карабарс[11]. И хотя это породило множество догадок о судьбе семейства Попандопуло, распускать языки никто не спешил. Дураков ссориться с Карабарсом и его бешеной Сотней в Ханье и ее окрестностях не осталось.
– Так что оружие нам сейчас нужно, а не когда-нибудь. Потому и прошу, как земляка прошу, возьми расписку. Я ведь не половину прошу, а меньше четверти. Ну, соглашайся, а?
– Как земляка? Ну ладно! Только тогда вы мне к оплате еще немного еды добавите, а то люди в отряде голодают.
Крит, окраины Ханьи, 30 сентября 1896 года, среда, время обеденное
– Ай, дорогой! Какая удача, какого гостя Бог в дом послал! Заходи, за столом устраивайся, угощайся! И не говори потом, что Карен Данелян тебя плохо принимал! Скажешь так – обидишь кровно! Садись, садись! Вина попробуй!
Трещал этот невысокий и полноватый армянин так энергично, что Дукакису не удавалось вставить ни слова. Да и что сказать, не знал. Нет, по дороге сюда сценарий разговора представлялся ему отчетливо. Выволочь этого наглого армяшку из дома, поручить пятерке сопровождавших его парней хорошенько отволтузить толстого и разъяснить на будущее, чтобы не смел покупателей переманивать да цену сбивать. Ну а если не дойдет, то… Море рядом, труп спрятать недолго.
Но уже на месте пришлось менять планы. Четверо земляков хозяина дома, поглядывающие на гостей из укрытий, и блеск их ружей не оставили выбора. Пришлось принять приглашение трещавшего хозяина и пройти в дом. В одиночку и без оружия. Как можно, чтобы гость оружие за стол тащил?
