Припомнились мне и рассказы Джека Лондона. Если я правильно помнил, в будущем году ему предстояло отправиться на Аляску мыть золото. Может, когда все тут закончу, податься туда? Испытать на своей шкуре все то, о чем, захлебываясь от восторга, читал в любимых с детства рассказах. Как Смок Белью[38] постепенно учился таскать тяжести, делать длинные переходы и выживать в условиях Севера.
И постепенно меняться в ходе пути на север. Нет, пожалуй, не стоит. Это в рассказах все выглядит романтично. А в жизни на одного преуспевшего золотоискателя приходись тысячи тех, кто был ничем не хуже, но им просто не повезло найти свою золотую жилу. Так что лучше мне прикладывать свои силы там, где я точно знаю, что «золотая жила» есть. Например, в мой «аспириновый проект».
Но сейчас мне нужно оставаться здесь. Просто потому, что я в достаточной степени изменился, чтобы понять: в этом мире есть вещи, которые нельзя терпеть рядом с собой. И надо их устранять из этого мира. Иначе потеряешь себя!
Так что, друзья, мой «путь на север» давно начался. Пусть и в переносном смысле слова. А сейчас он просто продолжается!
Из мемуаров Воронцова-Американца
«В Ханье мне было опасно оставаться, так что я с ребятами Карена переместился в горы и примкнул к восставшим аборигенам. После разгрома Сотни (там из ста тридцати человек уцелело пятеро, причем единственным, избежавшим ранений, оказался все тот же вездесущий писарь Искандер по прозвищу Чернильница) рекомендаций нам не требовалось. И прием нас ждал самый радушный. Карен же, хоть часто навещал отряд, основную базу по-прежнему имел в Ханье. Как ни в чем не бывало!
В отряде меня почему-то прозвали Суворов-паша. Нет, почему Суворов – понятно. Я здесь жил под именем Витька. А почему «паша», кто б мне объяснил?
А чуть позже армяне из моей группы (ну хорошо, моей с Кареном) рассказали мне, что по отрядам про меня ходят романтические легенды. Первая утверждала, что Суворов-паша, сбежав из приюта, попал к работорговцам. И провел в рабстве несколько лет. Потому, мол, так и ненавидит работорговцев и вообще угнетателей. А вторая была еще прикольнее. Критяне приметили, что я вечно с лабораторным дневником таскаюсь, что-то перечитываю, думаю, а потом снова считаю.
Так они и этому придумали объяснение. Мол, Суворов-паша считает окончательный план освобождения Крита. И как досчитает, туркам тут же карачун придет. А Крит свободным станет!
Я, услышав это, только хмыкнул, но разубеждать никого не пытался. Пусть себе сочиняют! Не будут голову ломать, что я такого считаю. А работорговцев мы и в самом деле искали…»
* * *
…А в январе туркам надоело. Они снова начали резать. К 18 января добрались до Ханьи. И пять суток зачищали там все. Не только греков, всех христиан резали, а дома их – сжигали. Европейские консулы просто ушли из города на европейские же корабли, стоявшие в гавани. И оттуда – смотрели. Пять дней смотрели, как жгут город и режут людей. Но новости отсюда в Грецию просачивались. И народ Греции возмутился. А греческий король приказал вмешаться.
В ответ, в свою очередь, возмутилась «мировая общественность». Я тогда еще удивлялся. Мол, надо же! Век прошел, а только и разницы, что в нашем будущем винили сербов, оправдывая албанцев, а в этом прошлом – винили греков, оправдывая турок. Британцы целый скандал в парламенте своем закатили…
В феврале на остров высадилась греческая армия. Недалеко от города, в заливе Колимбари, это день пешего пути примерно… Только вот пройти этот «день ленивого перехода» им не дали. Опять «мировая общественность» вмешалась. Не газетами, нет. Корабельными пушками и войсками. Как говорил Экклезиаст: «И ничего нового нет под солнцем…» Так эти события историю с маршем наших десантников на Приштину напоминали, что просто жуть! И еще одна вещь изменилась. Там, в будущем, я был за США. И против Сербии. А здесь я просто не мог не болеть сердцем за греков.
Что удивительно, Россия, как и в нашем будущем, с «мировым сообществом» тоже не согласилась. От того, что мировое сообщество» называлось «державами» и не включало в себя Штаты, менялось ведь немногое, правда? Напрямую спорить русские не смогли, но предложили дать Криту автономный статус[39]. Типа часть империи Османов, но – автономная. Под управлением местных греков. Ну и французы, которые русских очень обхаживали со времен проигрыша во Франко-прусской войне, тоже такое же предложение выдвинули.
И что удивительно, их не послали. Нет, русских, как оказалось, и здесь ни англичане, ни немцы, ни австрийцы не любили. Так что, похоже, не все от «тоталитарности» зависит. Но решали все-таки турки. А они согласились!
Меня во время этих событий обуяли очень противоречивые чувства. С одной стороны, я никогда не был патриотом России, мечтал из нее уехать и в конце концов эмигрировал… А с другой стороны, то, что Николашкина Россия[40] смогла на своем настоять, да еще одна против трех Великих держав – это внушало! Ведь Россию моего времени не то что США и НАТО, но уже даже поляки с прибалтами и грузины с молдаванами в задницу посылали.
Корпус греков, что высадился на Крите, все эти соглашения чуть не пустил коту под хвост. Почему – не знаю. Ведь руководил им адъютант короля. И теоретически он должен был делать то, что короля Георга устраивало. Но на практике он снова двинулся к Ханье. Взял одну крепость, разбил отряд турок в несколько тысяч человек. Правда, и турки в долгу не остались и корабельной артиллерией обстреляли лагерь других греческих повстанцев. На свою голову. Вместо того чтобы разбежаться, обстреливаемые повстанцы двинулись в атаку. И тоже отбросили турок до самого города, чем плюнули в лицо «мировой общественности». Так что за турок вступилась уже артиллерия европейских кораблей…
Деньги, все проклятые деньги… Не знаю, чем уж там действовали «денежные мешки» и на какие пружины они жали, но по грекам в этот раз стреляли и с российского корабля…
Время шло, цирк продолжался. Греческому корпусу подкреплений не присылали, но и отзывать не торопились. У короля Греции были свои игры с «денежными мешками». И в конце концов «мировому сообществу» это надоело. В разных частях острова были высажены европейские десанты. Но моя группа не дремала, и пару раз мы потрепали и европейцев…
Крит, Ханья, 27 марта 1897 года, суббота
– Герр майор! Герр майор! – вдруг проорали из-за спины.
Вальтер Кох, не оборачиваясь, отмахнулся и продолжил стрельбу. Хм… Пять мишеней с шести выстрелов. Для дистанции полсотни метров совсем неплохо! Все же этот новый пистолет был чудо как хорош!
Майор любовно погладил свой «К-96»[41]. Да, эта машинка как раз для него! Как настоящий пруссак, Вальтер Кох не выносил промахов и осечек.
– Ну что еще там? – спросил он, обернувшись.
– Вас в порт зовут, герр майор! Снова наш патруль в засаду попал. И похоже, опять этот Суворов-паша со своей бандой. Напали в городе, четверо. Трое с дробовиками и один с револьверами. И наших, всех шестерых, – наповал! А наши даже ответить не успели…
