Одинокую и испуганную как никогда.
Глава 11
Момемн
Любой тиран вам скажет: ничто не спасает больше жизней, чем убийство.
Меротокас «Достоинство греха»
Все предсказания расходятся.
Поэтому, дабы пощадить достоинство пророков, мы именуем будущее продажной девкой.
Заратиниус «Защита темных искусств»
Начало лета, Новой Империи Год 20-й (4132 год Бивня),
Момемн
– Я взрезал голубя старинным способом, – сказал длинноволосый, – заостренным камнем. И, когда достал его внутренности, увидел тебя.
– Тогда ты знаешь.
Нариндарский ассасин кивнул.
– Да… Но знаешь ли ты?
– Мне нет нужды знать.
Дар Ятвер стоял, прислонившись к двери, в которую вошел. Ничто не преграждало пути.
Комната больше всего напоминала погреб, хотя и находилась на четвертом этаже. Штукатурка отслаивалась от стен, обнажая потрескавшуюся кирпичную кладку. Возле проема, служившего окном, он видел себя, разговаривающим с человеком в побуревшей под мышками тунике. На одну из кроватей был небрежно брошен видавший виды кожаный плащ. Волосы собеседника до пояса длиной – необычно для кетьянца. Но по-настоящему необычен был его кушак – широкий пояс с изображениями быков. Разнообразные ножи и прочие инструменты поблескивали в ножнах на спине.
– Я взрезал голубя старинным способом, – говорил длинноволосый, – заостренным камнем. И, когда достал его внутренности, увидел тебя.
– Тогда ты знаешь.
– Да… Но знаешь ли ты?
– Мне нет нужды знать.
Нариндар нахмурился, потом улыбнулся.
– Четырехрогий Брат… Ведомо ли тебе, почему его сторонятся? Отчего один лишь мой культ проклят Бивнем?
Воин Доброй Удачи увидел, как пожимает плечами в ответ.
Оглянувшись, он увидел, как взбирается по раскрошившимся ступеням, которые превратились просто в наклон.
Оглянувшись, он увидел себя на многолюдных улицах, где лица людей выступали, словно головки чеснока в море шевелящихся тканей: солдаты-дозорные на ступенях, рабыни с корзинами и кувшинами на головах, погонщики мулов и быков. Оглянувшись снова, увидел огромные врата, заслоняющие солнце и синь неба.
Он оглянулся, один из множества пилигримов, бредущих по дороге вдоль стен Момемна, которые уходят в туманную даль. Монументальная ограда.
Глядя вперед, увидел, как перекатывает длинноволосого через лужу его крови за кровать. Остановившись у окна, вслушивается в уличный гул и различает призывы рожков к завтрашней молитве где-то в средоточии Родного Города.
– Четырехрогий Брат… Ведомо ли тебе, почему его сторонятся? Отчего один лишь мой культ проклят Бивнем?
– Айокли – Шут, – услышал он свой ответ.
Длинноволосый улыбнулся.
– Он лишь кажется таковым, ибо видит то, что другим не под силу… То, чего не видишь ты.
– Мне нет нужды видеть.
Нариндар покорно опустил голову, пробормотав:
– Слепота зрячего.
– Готов ли ты? – спросил Дар Ятвер, не оттого, что хотел услышать ответ, но потому что слышал, как задает этот вопрос.
– Я сказал тебе… Я взрезал голубя, как делали встарь.
Воин Доброй Удачи оглянулся и увидел себя на дальнем холме, смотрящим вперед.
Кровь была такой же липкой, как он помнил.
Как сок апельсинов, которые он будет есть через пятьдесят три дня.
Хотя она была беженкой, за которой идет охота, все же Эсменет чувствовала себя свободной.
Двадцать лет миновало с тех пор, как она ходила по улицам такого огромного города, как Момемн. Выйдя замуж на Келлхуса, она перемещалась куда-либо только на паланкине, который несли рабы. Теперь она снова шла своими ногами, в сопровождении одного Имхаиласа, и ощущала себя словно голая рабыня, которую волокут на продажу. Она, самая могущественная женщина в Трехморье, чувствует себя такой же беззащитной и преследуемой, как в те дни, когда была обычной проституткой.
После того как Санкас Биакси сообщил ему время и место, Имхаилас проложил их маршрут по городу с тщательностью стратега, даже счел количество шагов для каждого участка. Эсменет облачилась в одежду, приличную жене мелкого кианийского чиновника – в скромное серое платье с полувуалью, скрывающей лицо, после чего вместе с Имхаиласом, который оделся как галеотский купец, они выскользнули из Императорских покоев во время смены часовых.
Теперь она шла по улицам своего города ровно так же, как ходили все прочие, над которыми она властвовала.
Вероятно, Самна, где она жила проституткой, должна была сильно отличаться, поскольку управлялась внутренним городом Хагерной, обслуживавшей Тысячу Храмов. Но власть – одетая ли в священнические одежды Хагерны или военные регалии Имперского дворца – оставалась властью. И Самна, и Момемн были древними центрами правления, населенными прислужниками властей и теми, кто старался перетянуть власть на свою сторону. Отличались эти города по-настоящему лишь материалом, из которого возводились стены, что зависело от камня, добываемого в ближних к ним каменоломнях. Если Самна смотрелась коричневато-бежевой, словно один из городов великого Шигека, перенесенный на север, то Момемн был черно-серым – «дитя темного Осбея», словами поэта Нел-Сарипала, описавшего знаменитые базальтовые каменоломни на реке Файюс.
Эсменет шла такой же быстрой походкой, как и прежде, опустив глаза, чтобы не встречаться взглядом с прохожими, и сцепив руки перед собой. Но если прежде, в молодости, она так защищалась от опасностей, угрожавших хорошенькой женщине со стороны дурной компании, то теперь ей стоило опасаться мести, которая всегда нависает над людьми состоятельными, стоит им оказаться среди тех, кто лишен всех привилегий.
Имхаилас опешил, узнав, где назначена встреча для заключения контракта, но Санкас уверил его, что ничего тут не поделаешь и что люди подобного рода в той же мере священники, что и убийцы, и несут свои неведомые нам обеты.
– Вы должны понять, это для них своего рода молитва, – объяснял Санкас. – Некий финальный… акт… который вытекает из предшествующих действий. С их точки зрения, наш с вами разговор есть составная часть, э… так сказать…
– Убийства, – договорила за него Эсменет.
Со своей стороны она ничуть не сожалела что приходится украдкой идти по своему собственному городу. Ей представлялось, что чем-то необходимо жертвовать ради успеха ее безумного плана. Разве идет в сравнение риск такой прогулки с достижением цели, которая была ей необходима?
Там, где улицы были пошире, они шли рядом, но в большинстве мест Эсменет следовала за Имхаиласом – как ребенок или жена – чувствуя себя защищенной за его мощными плечами. Даже относительно состоятельный прохожий посторонился при виде стати опытного бойца. По улице Процессий они дошли до Кмиральского храмового комплекса, пересекли Крысиный канал, после чего повернули. Обогнув Речной квартал, они пересекли так называемый Новый квартал, обязанный своим названием, скорее всего, расселению тут жителей из самых разных концов далеко раскинувшейся Империи ее супруга. Одни улицы были потише, на других гомон доносился отовсюду. Учителя созывали учеников. Синекожие последователи Джакана пели под оглушительный звон медных тарелок. Попрошайки и рабы взывали к Ятвер. Вопли буйных пьяниц пронизывали всю эту сумятицу звуков.
