– Соберите всю свою силу, – сказал он, выходя снова из гущи людей на ступени. – Подумайте о ваших женах и детях, подумайте о своей душе. Не бойтесь жажды, ибо скоро перед нами будет вздымать свои темные волны Нелеост, Туманное море. И не страшитесь голода…
Он повернулся, встав меж двух колонн, словно в рамку, а фоном ему служили сотни тысяч воинов Великого Похода, в нескончаемом движении. Сам же он горел, словно маяк.
Ветер трепал его заплетенную светлую бороду и развевал полы одежды.
– Страдать означает переносить зло, – сказал он, – и мы должны перенести страдания, чтобы спасти наш Мир. И невзирая на безумие и злобу, мы обязаны выбирать кратчайший путь…
Священный аспект-император Трехморья шел меж сомневающихся и охваченных страхом, источая свет. На каждого он смотрел проникавшим в самую душу приветливым взглядом. Это одновременно воодушевляло и ужасало. Ибо все понимали, что он собирался сказать, ту страшную правду, которую они не смели даже прошептать в одиночестве своих шатров.
– Отныне враг будет поддерживать наше существование…
Страшный приказ наконец был произнесен.
– Мы будем есть шранков.
Глава 14
Момемн
Истинная правда об устройстве государств лежит под руинами предыдущих веков, ибо там мы видим итог алчности и тщеславия. Взыскуй реальной власти на один день, ибо не намного больше тебе будет дозволено. Как любят говорить сику, великий Ку’жара Синмой мертв.
Готагга «Параполис»
Любой глупец может видеть пределы видимого, но даже самый мудрейший не знает пределов познания. Так невежество делается незримым, а все люди становятся глупцами.
Айенсис «Третий Аналитик Людей»
Исход Лета, Новой Империи Год 20-й (4132 год Бивня),
Момемн
Некоторые путешествия требуют неподвижности, отсутствия движения.
Он снял комнату и стал ждать, выдержав паузу вот уже в несколько недель. Он не собирался медлить, когда настанет подходящее время. Ведь он был Воин Доброй Удачи…
Его жатва придет, когда придет…
Каждое утро он наблюдал, как он поднимался и решительно, в последний раз, покидал комнату. На всех поворотах видел он свою спину, в любой толпе. Яблоко находило его. Монета. Жрец Джукана поднес ему хлеб, чуть подсиненный его руками. Он слышал разговоры людей на улицах, голоса накладывались друг на друга, и ему приходилось напрягаться, отделяя в словах причины от следствий. Он вслушивался в них и вслушивался в то, как он вслушивается. Большинство людей не обращали на него внимания, но некоторые смотрели по-особому. Маленькую девочку никак не могли унять. Слепой нищий-попрошайка хватал его за колени, бормоча:
– Ты должен дать! Дай!
Временами он долго смотрел через единственное окно в комнате на улицу, выходившее на храмы Кмирала неподалеку: черные монументы выплывали серыми громадами из утренней дымки. Временами каменные просторы выглядели пустыми и безжизненными, а иногда они были заполонены беспорядочными толпами.
Иногда же он просто видел себя, смотрящего в окно.
Он видел Андиаминские Высоты, cгрудившиеся блестящие крыши, стены, иногда ослепительно-белые на солнце, иногда чернеющие после пожаров. Он слышал призывное пение рожков, осознавая то, что ему всегда было известно.
Женщина, которую он убил, была свергнута.
Он наблюдал за пауком, рывками перебегающим по доскам пола, и знал, что весь мир – это его паутина. Он едва не наступил на него почти десять тысяч раз. Почти, опять и опять…
Он пробудился и увидел себя одевающимся в ногах кровати. Он видел себя встающим и окончательно покидающим эту комнату. Он не собирался медлить, когда настанет подходящее время.
Проститутка обратила на него внимание, и полоска ее обнаженного тела от подмышки до бедра привлекла взгляд рыцаря шрайи, который до этого собирался остановить его для допроса. Женщина уловила что-то в его взгляде и переключила внимание на группу из четырех молодых парней. Он проскользнул, прошел в Кмирал незамеченным. Оглянувшись, он заметил себя со спины, поднимающимся по величественным ступеням у подножия Храма Ксотеи. Он заметил собравшуюся толпу, слышал гул и недоверчивые возгласы. Он вытер кровь, уже вытертую с его лезвия, затем застыл, глядя на императрицу, которая одновременно была и живой и неживой, празднующей триумф и проклятой.
Он слышал вражеские барабаны из-за большой стены.
Весь мир рокотал и содрогался.
Проститутка обратила на него внимание…
Если бы он остановился и подумал, юный Анасуримбор Келмомас понял бы, что лучше него устройство Дворца знать было невозможно. Только места-загадки можно разгадать, то есть понять. Остальные места были просто знакомы, и все.
В Андиаминских Высотах было множество всяческих тайных, хитрых ходов.
К примеру, тайные зеркала, скрытно расположенные повсюду в Зале Аудиенций, или же открытие, что достаточно только чуть повернуть голову, чтобы подслушать разговор в любой из комнат Секретариата – столько выдумки было вложено в конструкции отдушин и проходов, идущих вдоль комнат, над и под ними. Когда же он научился взламывать замки, преграждавшие ему путь к столь многому интересному в пространстве лабиринтов, то по-настоящему оценил изощренное коварство устройства всего этого – изощренное коварство своего отца. Многие проходы соединялись друг с другом, позволяя стремительные перемещения, отчего могло показаться, что один человек одновременно находится в нескольких местах. Некоторые из ниш и туннелей позволяли тайно наблюдать за другими скрытными участками лабиринта. К тому же эти хитросплетения позволяли видеть ту же комнату со второй секретной позиции, неизвестной для первого наблюдателя; так каждый мог отрицать факт тайной осведомленности о подслушиваемых переговорах, а также проверять надежность информаторов. В совокупности эти мириады укрытий, путей и ходов давали бесконечные комбинации. И даже если рыцарям шрайи пришло бы в голову затопить туннели, чтобы найти и схватить его, им потребовалась бы сотня отрядов, чтобы загнать его в нужный им угол. А он бы при этом охотился на них, как паук на мелких жучков.
Он стал настоящим порождением тьмы.
Даже во времена нансуров Андиаминские Высоты являли собой средоточие накапливающейся и растущей власти, место, где кровь и могущество собирались вместе, и тем плотнее и концентрированней, чем ближе к самой вершине. От храмов, казарм и Секретариата до сотен приемных палат сановников, палат Апелляций и Протестов до имперского Зала Аудиенций и примыкающих апартаментов, где обитали он и его семья. Келмомас всегда гордился, что город лежит у его ног. Но это были всего лишь тщеславие и самообман. Власть, как он теперь понял, держится вокруг тех мест, которые кажутся невидимыми. Важно, Вне ты или Внутри, а не Ниже или Выше.
И сама эта перестройка. Мать однажды говорила ему, что потребовалась работа тысяч рабов в течение более пяти лет. О дальнейшей судьбе всех этих работников она больше не вспоминала, что наводило на мысль о ее осведомленности и явном нежелании говорить с ним на подобную тему. Келмомас иногда развлекал себя воображаемыми историями их гибели: как они были погружены на корабли, а потом затоплены в Менеанорском море или как их отволокли на аукцион и продали конфедератам Отца, которые затем их всех перевешали на своих плантациях. Иногда недостаточно что-то спрятать в тени. Иногда надо избавиться от лишних глаз, чтобы сохранить тайну.
