С другой стороны, это говорило о его стойкости: даже без кирри ему, похоже, не составляло особого труда следовать за отрядом. Сухощавого телосложения, с мощными плечами, вечно склоненными вперед, словно готовый в любую минуту припустить еще сильнее. Лицо, остававшееся краснощеким даже в постоянном сумраке Косми, имело абрис лука, с близко посаженными глазами и женственным ртом под крючковатым носом, похожим на акулий плавник.
Галиан донимал его расспросами о Ущербах и скальперах, которых они грабили и убивали, – бестактными даже при жестоких порядках похода.
– Гали… – услышал Акхеймион упреждающее бормотание Покваса.
Бывший колумнарий бросил сердитый взгляд на возвышающегося перед ним зеума.
– Я хочу знать, что толкает человека на убийство своих собратьев, когда на горизонте собираются кожистые.
– Скальпы, – ответил с ухмылкой Харм. – Дом Пошлин вел им счет. Так что нет никакой разницы между подобными тебе и мне.
– Не понимаю, – сказал Галиан с притворной угрозой в голосе.
Акхеймион с неким смятением понял, что этот человек утратил страх перед Капитаном.
– Ведь на то Священная Награда и Священна, не так ли?
– Да ну?
– А как иначе?
– Золото, – сказал Харм, бесстрастно харкнув. – Золото. Золото за выпивку. Золото за свинину, тушенную с луком…
Его сальный взгляд блуждал с места на место, пока не остановился на Мимаре, пожирая ее с липкой похотью. Губы растянулись, обнажив гнилые зубы.
– Золото за сладкие, сладкие персики.
На этот раз Акхеймион первый почуял все безумие происходящего.
– И ты рискнешь быть навечно проклятым ради этого? – спросил Галиан.
– Проклятым?
Лукавая усмешка.
– Священная Награда ведь такова, поскольку так повелел аспект-император.
– Аспект-император? Не хочешь ли знать, что я думаю о нашем славном тиране?
Во взгляде колумнария ясно читался триумф. Галиан использовал ту же подначку, что и с Сомой, только тогда в глазах его было больше озорства, чем ехидства.
– Очень хочу.
Тидонийский тан усмехнулся с бессердечной удалью.
– Полагаю, его золото существует для того, чтобы наполнить мой кошель. Он просто упускает из виду подобных мне… и тебе! А все эти славословия и проволочные Кругораспятия – пустые старания! Потому что в конце, – продолжил он с заговорщицким видом, – он не будет ничем отличаться от тебя или меня. Грешник. Пес. Демон, слишком глубоко погрязший в своей колее! Глупец. Обманщик. Скальпер ду…!
Возникший рядом с ним Лорд Косотер вытащил нож… Акхеймион замер в смятении. Замах и удар. Харм прижался щекой к плечу, словно комар залетел ему в ухо.
Мимара вскрикнула. Акхеймион стоял ошеломленный.
Капитан, вцепившись Харму в волосы, свободной рукой взрезал ему шею. Мгновение кровь не показывалась. А потом резко брызнула из подергивающегося тела.
– Богохульник! – захихикал Сарл, обнажая блестящие зубы и десны, глаза его сузились до щелочек. – В походе нет места богохульникам!
Галиан прекрасно знал, к чему все приведет, понял чародей.
Капитан продолжил свое варварское дело, кривясь с желтозубой гримасой отвращения. Он не столько отсекал голову от тела, сколько наоборот. Тело в черных пятнах глухо шлепнулось на траву. Голова рванулась вверх, как отпущенный воздушный змей.
– Анасуримбор Келлхус! – взревел Капитан. – Бог! А это, – он потряс головой Харма, так что капли крови разлетелись в разные стороны, – его работа!
Акхеймиону только и оставалось, что бесстрастно смотреть на то, как внезапные конфликты сокрушают оставшихся в живых. Он видел. Знал. Но это не вызывало ни малейшего отклика в душе.
Он только задавал себе вопрос, скоро ли Клирик будет раздавать кирри. Он нуждался в снадобье. До того, что сжимал руки в кулаки, стискивал зубы.
Капитан, похоже, был истинным фанатиком.
Заудунианином.
Нечто похожее на мысль вилось в обманной сущности, притворявшейся душой…
Он бежал, как пес, пригнувшись, и травы хлестали его мокрыми стеблями по лицу и плечам. Низко висело утреннее солнце, бледно просвечивая сквозь дымку, которая всегда встречала рассвет на берегу великого моря. Золото украсило грани камней, лежащих под открытым небом. Акрополь вставал из своей чернильной тени, силуэт в тумане, не имеющий глубины. Развалины обладали своей красотой, они были свидетелями мощи Праотцев и их власти. Воля и могущество людей иссякли под ненасытным натиском Порождений. Здесь великое их множество с криком совокуплялось со сломленными и мертвыми.
Таковы были священные факты. Но существо по имени Сома не поднимало головы, чтобы созерцать и поразмыслить над этим. Не смело. Ведь среди людей был следопыт Ксонгис, миндалевидные глаза которого мало что упускали. И был еще Нелюдь, чей нюх превосходил даже его собственный в некоторых отношениях.
У него была миссия.
Существо остановилось над обезглавленным телом Ущерба, прислушиваясь к жужжанию трупных мух. Оно помедлило минуту, наслаждаясь разбухшей плотью меж ляжек, а затем продолжило бег по неверному пути отряда.
На возвышенности, некогда называвшейся Хейлорской, оно пронеслось сквозь руины концентрических оборонительных сооружений, проползло по фундаментам, поглощенным дебрями, не обращая внимания на открывшийся вид: город, рассыпавшийся, как кости, болота, над которыми клубились испарения, гладь Церишского моря. Вместо этого существо устроилось среди остатков лагеря скальперов, вдыхая сладкий запах, оставшийся там, где их анусы соприкасались с травой. Оно нашло место, обмоченное женщиной, и отшатнулось, почуяв резкий запах ее плода.
Помедлило над кислым мускусом Нелюдя.
Что-то происходит… не предусмотренное Праотцами.
Оно сжалось от страха, похлопало себя по лицу. Случись кому-нибудь лицезреть его в этот момент, его глазам предстало бы безумное существо, сложенное, как мужчина, но с прекрасным женским лицом, измазанным кровью и грязью, прыгающее с ноги на ногу, как осиротевшая обезьяна.
Запрокинув голову назад, оно прижало затылок к спине, чтобы открылся его второй голос.
И издало вопль.
– Не надо… – пропел тонкий голос откуда-то сверху. – Я следовала за тобой с восхода солнца.
Существо резко обернулось, охваченное дикой тревогой.
Позади высились разрушенные стены, напоминая линиями горную гряду. На ближайшей из руин сидела птица, ее блестящее черное тельце отливало фиолетовым, а голова, будто высеченная из мрамора, была человеческой.
Синтес… создание Праотцев. Цветущие травы трепетали на ветру у его ног. Дневная луна, бледная, как бельмо на кошачьем глазу, всходила над его обсидиановой спиной.
