По дороге домой я зашел в книжный магазин и купил справочник частно практикующих врачей Москвы – в прошлом году его выпустила Московская медицинская палата по требованию генерал-губернатора, чтобы приезжие знали, куда обращаться за врачебной помощью. Из всех врачей, записанных живущими возле Хитровки, мне подошел только один – с латышской фамилией.
Доктор Берзиньш Яков Карлович.
6
Доктор трущоб
– Эким вы щеголем! – сказал я, когда мы в два часа следующего дня встретились на прежнем месте с Шаляпиным.
Он и вправду выглядел щегольски – в английском новеньком коверкотовом пальто, серых брюках с тщательно отутюженной складкой. Наряд довершали оксфордский галстук и шляпа «хомбург», сдвинутая на затылок.
– Так ведь нам сегодня в «Каторгу» не идти, – сказал Шаляпин весело. – Отчего и не принарядиться? Значит, вы узнали, кто таков – наш доктор?
– Узнал, – ответил я. – Ну-с, нанесем ему визит?
– С удовольствием! Готов!
Идти оказалось недалеко – Яков Карлович Берзиньш жил в квартале от места нашей встречи – в Большом Трехсвятительском переулке в старом здании на первом этаже.
– У вас есть револьвер? – спросил Шаляпин, когда я собирался уже позвонить в звонок с фамилией доктора.
– Нет. А у вас?
– Откуда!
Я убрал палец от звонка и повернулся к Шаляпину:
– Знаете, Федор Иванович, вы посмотрите сначала на себя, а потом на меня. Как вы думаете – нужны нам револьверы?
Шаляпин широко улыбнулся:
– А пожалуй, что и нет!
Я нажал кнопку звонка.
Дверь открыла горничная лет сорока, аккуратно одетая и в белом полотняном фартуке. Узнав, что мы пришли переговорить с доктором, она провела нас в небольшую гостиную с мебелью старого коричневого дерева и, усадив на венские стулья с полосатыми круглыми подушками, ушла докладывать.
– Боюсь, мы с вами промахнулись, Владимир Алексеевич, – скучно произнес Шаляпин.
– Да уж…
Ни горничная, ни эта гостиная никак не вязались с образом высокого злодея, нарисованного мальчиком на картонке. Но еще больше я в этом убедился, увидев самого Якова Карловича Берзиньша.
У него действительно была трость. Но трость эта служила только для того, чтобы высокий и тощий старик не упал – он отчаянно опирался на нее, сжав рукоятку сухими белыми пальцами, более похожими на паучьи лапки. Кроме того, профессор носил на лице седую эспаньолку, а вовсе не короткие усы, как на рисунке.
– Чем обязан, господа, – спросил он без какого-либо акцента, с трудом опустившись в кожаное кресло и поставив трость рядом с подлокотником.
Я представил себя и своего спутника. При фамилии «Шаляпин» доктор и бровью не повел – вероятно, он не был меломаном.
– Яков Карлович, – обратился я к старику. – Мы пришли к вам, как к врачу, который, насколько нам известно, периодически принимает больных с Хитровского рынка. Это так?
– Так, – кивнул Берзиньш. – Так.
– Скажите, – вмешался Шаляпин. – Зачем вам это?
Берзиньш недовольно посмотрел на моего спутника.
– У меня хорошая практика, – ответил он, постучав своими паучьими пальцами по подлокотнику. – И я мог бы пренебречь. Да. Много лет назад меня попросили городские власти время от времени устраивать прием для местных пациентов. И даже положили определенные выплаты. Правда, потом эти выплаты прекратились, но я не перестал. Нет.
Вошла горничная и предложила чаю. Мы с Шаляпиным отказались, отказался и Берзиньш. Кивком головы он отпустил женщину и, когда она ушла, продолжил:
– Видите ли, молодые люди, причина проста. Другие доктора на Хитровку не ходят. Я уже стар. Когда и я перестану принимать тамошних пациентов, все эти люди окажутся без медицинской помощи. Вот и все, что я могу вам сказать.
В глазах Шаляпина появилось уважение.
– Яков Карлович, – продолжил я наудачу. – Не попадались ли вам на Хитровке юноши, которым хирургическим путем удалили голосовые связки?
– Нет. Впервые слышу. Ко мне обращаются с теми болезнями, которые они не могут вылечить сами. Застарелый сифилис, плохо сросшиеся переломы, экземы, воспаления, непроходимость кишечника – я могу перечислять очень долго. Но вот удаленные связки… Нет. Никогда. А что случилось?
– Видите ли, несколько дней назад мы с Федором Ивановичем обнаружили мертвого мальчика. Его зарезали. Но вот что странно – у него предварительно кто-то удалил голосовые связки. Причем сделал это хирург.
– Вы уверены? – удивился Берзиньш.
– Точно так! Операцию провели аккуратно и с соблюдением стерильности. Мальчик был тщательно вымыт и одет в больничную одежду.
Доктор задумался.
– Нет, – решительно сказал он. – Я не представляю себе, чтобы где-то на рынке могли провести такую операцию. Нет! Вы ведь бывали там?
Я кивнул.
– Значит, вы представляете себе, что творится в ночлежках вокруг рынка? Раньше я частенько ходил туда, но со временем это стало для меня тяжело. Я принимаю в комнате, которую мне выделяет местный городовой.
– Рудников?
– Да.
– Понятно… – задумался я. – Значит, на Хитровке такую операцию провести нельзя, и, кроме вас, никаких врачей там больше нет.
Старик поднял голову:
– Я не говорил, что, кроме меня, там больше нет врачей. Хотя и утверждать не могу, но, вероятно, там есть какие-то свои лекари, которых я не знаю.
– Вот как?
– Я же упоминал – ко мне идут только с теми заболеваниями и травмами, которые они не могут вылечить сами. Но иногда я сталкиваюсь со следами медицинского вмешательства – пусть и не часто. Несколько раз я наблюдал раны, зашитые ровно, умелой рукой. Но самыми простыми нитками. А два или три раза больные говорили, что не смогли получить помощи у своего местного доктора.
– Они не говорили – кто этот доктор?
Берзиньш медленно покачал головой:
– Они вообще очень скрытны. Я для них – иностранец, человек из другого мира. Колдун. Они не делятся со мной своими тайнами – даже те пациенты, которых я знаю уже давно. Да и мне, честно говоря, их тайны не интересны. Это профессиональное – интересна болезнь, а не пациент.
– Значит, надо поискать этого доктора там, в ночлежках… – сказал я.
Шаляпин закатил глаза.
– Вот еще что, – продолжил Берзиньш. – Есть еще одно подтверждение существования этого самого лекаря. Кто-то же готовит им настой кокаина и хлороформа, которым они опаивают людей, чтобы ограбить. А для этого надо понимать дозировку.
– Да-да, спасибо, Яков Карлович, – сказал я. – Вы нам очень помогли.
