– В каком это смысле?
– Она мне все рассказала. Как встретила вас у Дёмки Тихого. Как вы ее забрали у Полковницы… Много заплатили?
Саламонский поджал губы, а потом как будто что-то решил для себя и ответил мне спокойным, открытым взглядом.
– Неважно.
– Ну, неважно так неважно, – сказал я. – Ваше дело. Да это и не главное – сколько вы за нее заплатили.
– Я спас ее. Это вам, Владимир Алексеевич, понятно? И от чего спас – тоже понятно?
– Как не понять!
– Хорошо, – сказал Саламонский, – потому что я по-другому не мог. Я влюбился в Лизу.
– Да… – задумчиво сказал я, – Лиза очень красивая девушка.
– И знаешь, что я тебе скажу, Владимир Алексеевич? – Саламонский чуть подался всем корпусом ко мне. – Не осуждай меня. Ты женат?
– Да.
– И я женат. Слушай, я, конечно, не ангел. Мы же цирковые, у нас тут все не так. У нас по-своему. Да, бывали у меня интрижки – в конце концов, я же директор! И здесь бывали, и на стороне. Но это так – именно что интрижки. А вот появилась Лиза – и все! Мне как будто старое сердце вынули и новое вставили. Старое было так себе – дрянь, холодное, ржавое. А новое – такое горячее, живое… Жизнь изменилась для меня, понимаешь? Москва изменилась, люди стали другими. Страсть вдруг какая-то появилась во мне. Желание жить, жить красиво, побеждать… Ты понимаешь? Да и неважно! Даже если и не понимаешь – один черт! В общем, полюбил я ее. И сейчас люблю.
Я опять кивнул, не говоря ничего, чтобы не спугнуть Альберта Ивановича нечаянным словом.
– Поверишь ли, Владимир Алексеевич, – продолжал он, – я завещание переписал. Все деньги ей решил оставить.
– А как же Лина? – не выдержал я.
– А! – махнул рукой Саламонский. – Лина уже сама себе заработала. Ты думаешь, она мне все сборы отдает? Это она так говорит, что все отдает. Но я-то ее знаю! У нее небось есть счетец в банке. Лина… Вот какая же раньше Лина была! Ох, ты бы ее видел в Риге, когда мы только познакомились! Какая вольтижерка! Юная! Звонкая! Талию можно было одной ладонью обхватить. – Он сжал кулак с папиросой перед своим лицом. – Вот так! И какая гордячка, а?
Саламонский посмотрел на погасшую папиросу.
– М-да… Но… Темпора мутантус и мы мутантус вместе с ними…
Надо бы вернуть его к теме разговора, подумал я, а то мне так до Рождества и не успеть. Я вынул из кармана платок и вытер лоб – в конторе все еще было жарко, хотя служащие уже давно ушли.
– Альберт Иванович, расскажи мне, – обратился я к Саламонскому так же, как и он начал обращаться ко мне, – как все-таки немой к тебе попал?
– В довесок.
– Как так?
– А вот так – в довесок. Ты сейчас меня спрашивал, за сколько я Лизу выкупил. Ладно, отвечу – я ее у Дёмки в карты выиграл.
– Да ну!
– Выиграл! Сели мы как-то играть, ну и ко мне карта шла. Сначала ставки-то были так себе, но потом, думаю, дай попробую поднять…
– А Лиза? – перебил я Саламонского.
– Что Лиза?
– Лиза тоже там была?
– Была, – кивнул Саламонский, – водку подавала. Мы водку пили. Да… Точно… Я все на нее смотрел, помню. В карты – так, одним глазком. Все на нее. И она на меня все время смотрела. Уж и не помню точно как, но когда кончили, Дёмка сидел бледный. Ну, говорит, Альберт Иванович, сегодня повезло тебе. Я тут только на запись глянул – бог ты мой! Ничего себе поиграл! Десять тысяч в прибытке! Ну, думаю, свезло! Я тогда сам не свой был – совсем духом пал. А тут – на тебе!
– А что тогда случилось-то?
– Я тебе расскажу, только Лине – ни слова! Поклянись!
Я поклялся. Одной клятвой больше, одной – меньше – не все ли мне было уже равно?
– Значит, слушай, Владимир Алексеевич. Когда Никитины открыли свой цирк проклятущий аккурат рядом со мной, дела пошли плохо. Они, сволочи, всю публику у меня переманили. Сборы упали чуть не вдвое. И я тогда решил – рискну, последнее с себя продам, а дело их выкуплю. Потом наверстаю, когда останусь без конкурентов. Встретился со старшим Никитиным, Дмитрием, и прямо спросил – сколько он хочет? Он назвал. Сидит и улыбается – потому как знает, что таких денег у меня нет. Ну, думаю, скотина, недолго тебе улыбаться. Точно ли, спрашиваю, за такую сумму ты со своими братьями уедешь из города? Точно, говорит, только вы, Альберт Иванович, ни в жизнь мне их не заплатите. Ой ли, говорю, может, по рукам ударим? Отчего нет, говорит, ударим. Неделя вам срока. Но если через неделю денег не будет – вы мне бесплатно свой цирк отдадите, а сами из Москвы уедете и больше никогда тут дело открывать не будете. А денег он с меня спросил сто тысяч.
– Ого! – сказал я.
– Вот те и ого! Ударили по рукам. А я денежки-то нашел!
– Как?
Саламонский наклонился ко мне и громко прошептал:
– А я свой цирк заложил.
– Что?!!
– Да-да! Вот этот самый. Здание на хорошем месте – под него можно было и двести тысяч взять. А сейчас и все триста, наверное.
– Ну, ты даешь, Альберт Иванович! – покрутил я головой.
– А что мне было терять? Либо я так разорился бы – из-за конкуренции Никитиных. Либо пришлось бы мне его им отдать, когда бы я денег не нашел. Так что я цирк заложил и взял сумму под процент у одного ростовщика. Ты его знаешь, но это неважно. С условием, что через три года все верну.
– Смело! Так ты что, у Дёмки на эти самые деньги играл?
Саламонский кивнул.
– Как вспоминаю, каким дураком был, так чуть не плачу. Черт меня дернул! А если бы проиграл? А? – Саламонский поежился, но потом хлопнул меня по колену. – Так ведь не проиграл, а выиграл!
– Так цирк все еще в закладе?
Саламонский махнул рукой.
– Да нет! Я все выплатил в срок и с процентами, а закладную сжег. Но после того решил – хорош! Нельзя мне было так рисковать. Ведь все мог продуть, понимаешь?
– А Дёмка тогда знал, что у тебя есть такая сумма – сто тысяч?
Саламонский криво улыбнулся.
– Ну что, я ведь на дурака не похож, а? Нет, я про то никому не говорил. Если бы он знал – я бы оттуда с деньгами бы не ушел. Да и живым, наверное, не ушел бы. Нет, не знал он. В общем, Дёмка мне говорит – свезло, мол, тебе, Альберт Иванович. Только у меня сейчас денег таких нет. Расписку возьмешь? Я говорю, могу и расписку. А он стакан водки хлопнул и вдруг предлагает – а давай не деньгами расплачусь. Вот, говорит, я вижу, как ты на Лизку поглядываешь. Бери ее вместо десяти тысяч! А коли ты считаешь, что не стоит она таких денег, то я тебе вот сейчас расписку дам, а через три дня и деньги принесу.
– А ты?
– А я посмотрел на Лизоньку и думаю – да такая не десять тысяч стоит, а десять миллионов! Сто миллионов! Да нет! Просто цены ей нет и быть не может. Я и говорю – договорились, мол. Тут Дёмка к Лизе повернулся и говорит – слышала? Иди, вещички собирай, с барином Альбертом Ивановичем поедешь. А к нам более не приходи. Продали мы тебя, в карты проиграли. Я смотрю – она вся как будто засветилась изнутри. Упала на колени и говорит – отпустите немого со мной. Я даже опешил – что за немой? А она – он мне жизнь спас, когда я замерзала. Все равно выгнать его хотите – так, может, Альберт Иванович его в цирк пристроит. Конюхом или полотером.
