– Он не так уж и знаменит, – ответил Дуров-старший. – Впервые я услышал о Циолковском на лекции Сеченова. Он порекомендовал его «Механику подобно изменяемого организма» как пример биологомеханизма. И вот, будучи на гастролях в Калуге, я нашел этого гениального самоучку. В прямом смысле слова гениального. Знаете ли вы, что он в молодости самостоятельно разработал кинетическую теорию газов, основываясь только на прочитанных книгах. И даже получил рецензию Менделеева, который признал, что теория абсолютно верна, правда, открыта она была за двадцать пять лет до Циолковского. Он в своей Калуге об этом просто еще не знал!
– Поразительно! – воскликнул я.
– Когда я с ним познакомился, он уже был известен как создатель первого в мире металлического аэростата.
– Металлического?
– Да. Я видел у него в доме модель – похоже на большую сигару.
– Но зачем металлического? – удивился я. – Он же будет слишком тяжел!
– Циолковский совершенно правильно указывал, что оболочка нынешних аэростатов слишком уязвима. А если делать их из тонкого металла, то они будут прочны.
– А разве такая штука сможет летать?
– Он говорил, что сможет. И даже представил проект в Москве. И получил одобрение. Правда, потом про него быстро забыли. Но это не все. Он мне рассказывал, что работает над совершенно удивительным проектом – металлическим летательным аппаратом на реактивной тяге.
– На чем? – с довольно глупым лицом переспросил я.
– Что-то вроде ракеты, но с крыльями. Он хочет собирать из таких ракет целые поезда и запускать их в космос к Луне!
– Что-то типа сочинений Жюля Верна, – заметил я.
– Только это не литературные вымыслы, а вполне научная работа.
Я пожал плечами.
– Не верится.
– К чему ты клонишь? – спросил Анатолий.
– А вот к чему. Представляете – сидит себе в Калуге такой вот человек и раздумывает, как бы покорить Луну. Да, самоучка. Но ведь его и в Москве слушают с интересом лучшие ученые. Пусть пока ни одна из его идей не была поддержана сообществом материально. Но и опровергнуть его выводы никто не спешит – мало того, его талант признан профессорами и академиками. И вполне вероятно, что за ними – будущее.
– Ну и? – спросил Анатолий.
– Но вы бы видели этого Циолковского, – сокрушенно произнес Дуров-старший. – Этого человека, в чьих руках будущее нашего мира. Маленький, неопрятный, в очочках. Первое впечатление было просто разочарование! Но как мы посидели за чаем с антоновкой… Как поговорили про то, что человечество неминуемо в процессе своего развития переменится к лучшему, что на Земле ему станет тесно и оно уйдет в космос, на поиски иных, более развитых существ, которые уже давно расселились по иным мирам… Он чудак, да! Но чудак с мышлением Бога. Материалистический святой, я бы сказал. Человек из будущего… Правда, потом я вышел в слякоть осенней Калуги, посмотрел вокруг, и все очарование сменилось сначала сомнением, а потом и усмешкой. Ведь будущее будет принадлежать не ему, а тем миллионам людей, которые сейчас едят щи, ругаются с женами, торгуют барахлом и все норовят друг друга обмануть, друг друга обокрасть, откусить у соседа кус мяса – да еще с кровью! И в этом будущем его просто замнут, погубят, втопчут в грязь. И технический прогресс, который он так горячо продвигает, – он достанется не новым, чистым людям, не высшим существам. Нет – на металлических дирижаблях будут летать вот эти пузатые, хитрые, жадные неандертальцы. И летать-то будут только для того, чтобы бросать вниз бомбы и стрелы. Наше будущее пахнет железом. Железом и тьмой. Ничего подобного тем розовым облачкам и забавным карикатурам, которые публикуются во французских и английских журналах про двадцатый век. Нет – это будет век тьмы и железа.
Я слушал его жадно – давно никто при мне так хорошо и искренне не говорил.
– Ну и слава богу! – небрежно бросил Анатолий. – Слава богу, Володенька, что будущее не захватят ангелы во плоти!
– Почему? – недоуменно спросил я.
– Да потому что мы тогда останемся без работы! – засмеялся Дуров-младший. – Если не будет пороков, то и бичевать будет нечего. И некого. Ведь тогда и сатиры не будет. И нас не будет. И смеха не будет. Все будут ходить серьезные, как обер-полицмейстеры.
– А и пусть! – махнул рукой Дуров-старший. – Пусть! Пойдем работать в школу. Если я уж пеликана научил трюкам, неужели я и детишек не смогу обучить чему-то хорошему?
– Ты-то – да! А я? – спросил Анатолий.
– Да и мне придется остаться без работы, – пробормотал я. – Если у всех все хорошо, то о чем же писать в газетах? Однако, Владимир Леонидович, вы мне запишите адресок этого вашего Целиковского.
– Циолковского, – поправил меня Дуров-старший, – обязательно.
– Хочу сам посмотреть на такого чудо-человека. А кстати, где ваш Ванька?
Владимир отвел глаза.
– Приболел он.
– Что такое? – встревожился я.
– Да так…
– Запил он, – твердо сказал Анатолий Дуров. – Как мамзель Макарова с каната грохнулась, так запил.
– Чего это? – спросил я.
– Сами догадайтесь! Любовь!
– О-о-о! – Я от неожиданности хлопнул себя по ноге.
– Да-с. Вот такая оказия-с. Тайная, страстная и совершенно безнадежная любовь.
– Да… дела… И как же вы, Владимир Леонидович, будете участвовать в новогоднем представлении?
Дуров-старший развел руками:
– Да вот, попросил брата помочь. Только боюсь, надо его загримировать хорошенько, а то публика только ему и будет аплодировать.
– Да брось прибедняться! – парировал Анатолий. – Придумал тоже! Видишь ли…
Но Анатолия прервало дребезжание дверного звонка – кто-то крутил ручку, не переставая.
– Кто это? – спросил Анатолий, – Ты кого-то ждешь?
– Нет. Пойду посмотрю.
Владимир Леонидович встал и вышел в коридор. Послышались звук отпираемого замка, потом голоса и тихий вскрик. Все это время мы с Анатолием сидели неподвижно, вслушиваясь.
Скоро в комнату вернулся Владимир.
– Ничего не понимаю! – сказал он тихо. – Толя! Может, ты поймешь? Или вы, Владимир Алексеевич, может, вы объясните? Как такое может быть?
– Что случилось? – напряженно спросил Анатолий.
– Утром повесили новогоднюю афишу. А час назад – опять череп! Но почему?
Он повернул ко мне побледневшее лицо.
– Владимир Алексеевич, ведь все уже закончилось! Как такое может быть?
Я встал.
– Не хотел я вас расстраивать раньше времени, друзья, но, похоже, ничего не закончилось. Мы шли по ложному следу.
– По ложному? – вскричал Владимир Леонидович. – И… что теперь делать?
