– Ерунда это. Ну, какой из Анатолия ассистент? Их вдвоем нельзя на манеж выпускать – вы же понимаете? Они начнут друг друга переигрывать, пока не передерутся на глазах у публики. Нет. Придется уж мне.
– Хорошо, – кивнул я.
– Угу. Хорошо.
– А ты сможешь?
– А че?
– Ну, – пожал я плечами, – в таком состоянии…
– В каком?
Я махнул рукой и пошел прочь. Но Ванька соскочил со стула и догнал меня.
– В каком таком состоянии?
– Да ни в каком! – зло сказал я. – Ты на себя посмотри! Еле на ногах держишься.
– А! – крикнул карлик. – Ноги! А зачем мне ноги? Смотри, дядя, как я могу!
Он кувыркнулся вперед и ловко встал на руки. Но продержался так только секунду, свалившись прямо на пол.
– Да-а-а… – пробормотал Ванька, лежа. – Дела-а-а…
Я пошел дальше.
– Владимир Алексеевич! – позвал меня кто-то. Я посмотрел в ту сторону и увидел Архипова – сыщик призывно махал мне. Ну, что же, кажется, придется объясниться.
– Владимир Алексеевич, – сказал сыщик, когда я подошел, – как ваше расследование?
– А ваше? – спросил я.
– Мое продвигается. Кто будет первым рассказывать, вы или я?
– Давайте вы.
Архипов погрозил мне пальцем:
– Как вы, однако, с представителем власти обращаетесь!
– Как?
– Непочтительно, – сухо улыбнулся Архипов. – Ну да ладно. Знаете, мы хотя и не смогли схватить конюха Шматко, но все же узнали, куда он ушел.
– Я вам и так скажу, – ответил я. – В притон Полковницы на Грачевку.
– Хм! Однако! – удивился сыщик. – Как вы узнали?
Я коротко рассказал о своем посещении притона Полковницы и о встрече там с Саламонским. Опустив, впрочем, те детали, которые хотел пока скрыть. От внимания Архипова это не укрылось.
– Не знаю, Владимир Алексеевич, о чем вы умолчали, но в принципе все это очень и очень интересно. Хотите, я добавлю еще подробностей, правда, не уверен, что они чем-то помогут.
– Хочу.
– Хорошо. Пять лет назад в Москве умер известный фабрикант Марамыгин. Все его немаленькое наследство – а это около пяти миллионов рублей – ушло единственному сыну Прохору. Прохор же этот оказался молодым человеком крайне легкомысленным. Вокруг него еще до наследства собралась дурная компания – из тех, кто ходит в длиннополых пиджаках и устраивает дебоши по разным заведениям. Так что денежки пришлись им впору. Но у Марамыгина был еще и младший брат, обойденный наследством. Он был обижен на покойника и хотел через суд объявить Прохора сумасшедшим, чтобы получить опекунство как дядя. А с ним и все, что осталось после братца. Но пока суд да дело, денежки-то уплывали. Тогда дядя нанял одно частное охранное агентство, чтобы они выяснили, что за люди окружают Прохора. Это, так сказать, официальная версия. Я-то уверен, что эти нанятые субчики с забавным названием конторы «Ваш Ангел-хранитель» на самом деле должны были припугнуть компанию, с которой водился Прохор. Причем так припугнуть, чтобы дружки сынка-миллионера даже имя его забыли.
– И что, припугнули?
– Похоже, что да. И компанию, и самого Прохора. Тот с тех пор заикается. Причем в сумасшедшем доме. Потому как дядя быстро его туда определил через двух известных психиатров. Уж и не знаю, сколько он им за это заплатил… Но что интересно, в компании Прохора Марамыгина были два субъекта. Один – Демьян Иванов Репейников. А второй Лев Шнеерсон. Первый больше известен под кличкой Тихий, а второй – под кличкой Американец. И что самое интересное – и тот и другой уже несколько месяцев живут в том самом притоне. И раз Шматко ушел именно в этот притон, можно сделать вывод, что он с ними связан. А поскольку немой – всего лишь исполнитель, значит, убийства придумывал не он, а Тихий.
– Прекрасно, – сказал я, – но позвольте, Захар Борисович, я задам вам вопрос, который сегодня все задают мне.
– Почему на афише снова череп, если Шматко сбежал?
– Да.
– Отвечу. Через несколько дней будет новогоднее представление. В нем задействованы сотни людей. В цирке такого количества народу нет. Поэтому специально под представление набирают статистов, униформистов и прочий люд. Среди них наверняка будет и кто-то, кто нарисовал этот череп на афише. Как раз этот вопрос – легкий. Меня больше волнует другой вопрос.
– Какой?
– Зачем? Зачем все это? – Архипов наклонил голову вбок и посмотрел на меня с интересом. – В чем смысл всех этих убийств? Кому это выгодно?
– И что вы думаете по этому поводу? – спросил я.
– Вы знаете, на этот вопрос у меня пока нет ответа, – просто сказал сыщик.
– Но вы подозревали Дурова.
– Дуров… – Архипов дернул плечом. – Боюсь, это тупиковый вариант. Знаете, я некоторое время даже подозревал директрису.
– Лину?
– Да. Когда упала Макарова, я подумал – а не госпожа ли Шварц подстроила все это? Вы ведь знаете, что Лиза Макарова – любовница Альберта Ивановича?
– Знаю.
– В принципе ревность – один из самых распространенных мотивов… Да… Но как тогда объяснить смерть Гарибяна? Или вы, Владимир Алексеевич, знаете больше меня насчет госпожи Шварц и Гарибяна?
– Нет, я ничего такого не знаю.
– То-то и оно. То-то и оно…
– Мало того, – сказал я, – соглашусь, что в этом деле определенно участвуют Тихий и Американец. Возможно, что они попробуют заслать своего человека в труппу накануне новогоднего представления. Предлагаю попросить у Лины собрать всех, кого наняли в последние дни, и проверить.
– Согласен. Сейчас схожу наверх к директрисе и потребую этого.
Я кивнул и собирался уже отойти от сыщика, но тот мягко взял меня за рукав.
– Владимир Алексеевич, мне почему-то кажется, что вы намного ближе к разгадке, чем я.
– Возможно.
Он посмотрел на меня с интересом.
– Не буду давить на вас. Я ведь и в прошлый раз не давил – помните, там, у меня в кабинете. Но, как и тогда, попрошу – как только у вас будет достаточно информации о мерзавце, пожалуйста, поставьте меня в известность.
– Обещаю, – кивнул я.
– Очень хорошо.
22
Буфетчик
Я пошел в буфет перекусить. Буфетчик Рыжиков снова был на месте, но, как и в прошлый раз, не обратил на меня никакого внимания – протирал кофейные чашки. Мне даже подумалось – а точно ли он тут ни при чем? Пока ничто не указывало на буфетчика, но его явное невнимание к моей персоне могло быть и нарочитым – что, если он тоже как-то замазан в этом деле и старается даже не встречаться со мной взглядом, чтобы лишний раз не выдать себя? Да полно, что-то я стал подозревать всякого, кто попадется мне на глаза! Это уже мания какая-то… А все-таки?
