– Да, понимаю, – задумчиво сказал я.
Братья расцеловались, и Анатолий вошел в вагон. Через несколько минут паровоз дал гудок, вагоны дрогнули, состав тихо тронулся и, набирая ход, пошел на запад. Скоро он исчез в темноте. Провожающие стали расходиться.
– Ну что, Владимир Леонидович, – сказал я, – пойдемте, возьмем извозчика. Я живу дальше и завезу вас на Божедомку.
Мы пошли в сторону выхода. У вокзального подъезда под светом фонарей стояло полтора десятка саней.
– Это местные извозчики, артельные, из Петровской слободы. Они дерут с приезжих втридорога. А вон видите того мужика – его задача отгонять «ванек», чтобы не сбивали цены. Давайте пройдемся чуть вперед по Тверской – возьмем извозчика там.
Так мы и сделали. Уже вблизи Английского клуба Дуров сказал:
– Жаль только, что полиция не схватила остальных преступников. Ведь показания Лизы дали для этого все основания.
– Как же! – повернулся я к нему. – Архипов сразу послал на Грачевку отряд полиции, чтобы арестовать Тихого и всю его банду. Еще до того, как начал допрашивать Лизу. Но полицейские скоро вернулись. После допроса Архипов рассказал, что они нашли притон совершенно разгромленным. Все члены банды были убиты. Зарезаны.
– Кем же?
– Наверное, теми самыми армянами. Должно быть, Тихий взял их деньги заранее и собирался скрыться после того, как последний «смертельный номер» не удался. Но уйти ему не удалось.
– Ну что же, – задумчиво сказал Дуров, – это вполне может быть.
Наконец мы подъехали к его дому. Дуров долго и горячо жал мне руку, а потом признался:
– Владимир Алексеевич! Если бы не вы! Если бы не вы! Впрочем, вы и сами знаете, что было бы! Вы, наверное, теперь опишете все эти события в газете?
– Нет, – покачал я головой, – если помните, в самом начале я обещал вам ничего не писать про это дело.
Дуров кивнул и быстро вошел в подъезд.
Я приказал кучеру везти меня на Столешников, домой.
Я не буду писать о «смертельных номерах». Иначе придется написать и о всех тех глупых самонадеянных поступках, про которые мне сейчас было стыдно вспоминать. Ну какой из меня специалист по рефлексам! Согнуть подкову я все еще могу, а вот распознать по лицу человека – врет он или нет – уж тут увольте. Пусть этим занимаются другие.
Я достал из кармана табакерку и повертел ее в пальцах. Выбросить? Ведь если Маша узнает, что я опять нюхаю табак, она мне устроит такую Варфоломеевскую ночь, что ой-ой-ой!
Я решительно откинул крышку и занес руку над бегущим под полозьями снегом, чтобы высыпать табак, но потом решил все же в последний раз нюхнуть табачку, заправил себе в обе ноздри, с удовольствием чихнул, захлопнул крышку и сунул табакерку в карман.
А! Была не была! Если я возьму с собой в будущее хотя бы одну вредную привычку из прошлого, ничего страшного не случится.
Эпилог
Лизу Макарову отправили по этапу на Сахалин, где выдали замуж за ссыльного по программе колонизации острова. Живя с мужем в ужасающих условиях, она родила трех детей, а потом умерла от побоев своего каторжного супруга.
Лина Шварц недолго оставалась директором цирка – скоро после описываемых событий она сняла с себя эти обязанности и удалилась на покой.
Ее муж, Альберт Иванович Саламонский, тоже окончательно отошел от дел. Когда он умер, оказалось, что по завещанию Саламонский оставил все свое наследство горничной жены.
Цирк Саламонского несколько раз перестраивали, но он до сих пор стоит на Цветном бульваре. Правда, уже под другим названием.
Анатолий Леонидович Дуров в перерывах между гастролями купил огромный дом в Воронеже и устроил там удивительный музей редкостей. Карлик Иван остался при нем – распорядителем этого музея. Сам Анатолий Леонидович в 1916 году заразился тифом и умер.
Его старший брат Владимир Леонидович начал серьезно заниматься темой мысленного магнетизма животных. Он выкупил дом на Божедомке и устроил там научную лабораторию, где проводил опыты, которые посещали Павлов и Мечников. Позднее на месте этого дома появился известный Уголок Дурова.
Что же касается других героев этой книги, то говорить об их судьбе еще рано, потому как вы вполне сможете встретиться с ними на страницах следующей книги.
