9. Красивей, разумеется.
10. Я очень люблю мечтать.
11. И это тоже мешает мне жить.
12. Если бы я просто думала и не мечтала – мне жилось бы легче.
13. Одна моя учительница, еще когда я училась в девятом классе, сказала, что у меня очень большой потенциал и я многого добьюсь в жизни.
14. Вот я и бьюсь с этой жизней, хотя легче добиться объяснений от учительницы за ее «базар» и потребовать лучшей участи.
15. Я считаю, что смех продлевает человеку жизнь на одну минуту за один смешок.
16. Поэтому люблю анекдоты и ржу как лошадь.
17. По моим подсчетам, если я сегодня перестану их читать и ржать, то умру в 3019 году.
18. Если не перестану – буду жить вечно.
19. Но тогда придется в свой рацион добавить овес.
20. А так как овес калорийный, я поправлюсь еще больше.
21. И опять буду думать и мечтать, а в перерывах ржать.
22. Я пишу картины.
23. Нашелся один человек, который не мог оторвать глаз от моей копии картины Пикассо и несколько раз переспросил, действительно ли ЭТО писала я.
24. Я совсем не считаю этого человека ненормальным.
25. Даже несмотря на его косоглазие.
26. И на то, что он состоит на учете в психушке.
27. Я пишу стихи.
28. Их читает только моя мама.
29. Иногда я пишу рассказы.
30. Кроме мамы их читают иногда… несчастные люди.
31. А теперь, если собрать все в кучу и описать меня, получится, что я – толстая, жирная вечно мечтающая и думающая лошадь, которая недовольна своей жизнью, но при этом, не переставая ржать, пишет картины, стихи и рассказы.
32. А вы не встречали эту лошадь на пути?
33. До 3019 года еще далеко. Ждите. Обязательно встретите.
Но я не рассказала всего этого Геннадию.
Просто потому, что он бы меня все равно не понял.
Я подняла глаза вверх, рассмотрела потолок и вымолвила:
– Я…
Потом опустила глаза вниз, рассмотрела свои туфли, заметила, что их не мешало бы почистить, и перевела взгляд на Геннадия.
Он уставился на меня, рот у него был открыт.
И тут я вспомнила, как в шестом классе влюбилась в мальчика Петю, у которого тоже всегда был открыт рот. Я пригласила его на свой день рождения, и мама, увидев объект моего обожания, удивленно воскликнула:
– Он же дебил! У него рот всегда открыт! Ты что, не видишь?
Я, естественно, сначала решила заступиться за Петю, но мама строго посмотрела на меня и сказала:
– Если тебе нравятся дебильные мальчики, я переведу тебя в школу для умственно отсталых детей.
И я сразу разлюбила Петю.
Теперь, еще раз посмотрев на Гену, я предположила, что он, скорей всего, учился именно в такой школе, но вслух сказала:
– Давай лучше ты первый мне о себе расскажешь.
– Ты стесняешься? – спросил он, улыбнулся, и на его щечках показались ямочки.
– Да, – тихо сказала я и сделала невинное лицо.
Геннадий быстро взял инициативу в свои руки и долго и нудно рассказывал мне о своем детстве, о трудной жизни в эмиграции, о том, как его бросила жена. Я это все слушала, а сама смотрела туда, где стоял Сергей. Он держал в руках бокал с вином и разговаривал с Денисом.
Больше всего мне сейчас хотелось подойти к ним и послушать, о чем они говорят, но Геннадий, как ему казалось, перешел к самой интересной части своего рассказа, потому что он вдруг взял меня за рукав и повернул чуть-чуть к себе, чтоб я не отвлекалась. Тут я встретилась глазами с Анькой, и она сразу поняла, что меня пора спасать. Она взяла под руку Альберта и вместе с ним подошла к нам.
– Лорик, пойдем со мной. – И, обращаясь к мужчинам, добавила: – Мы в дамскую комнату.
Я готова была ее расцеловать.
– В жизни не видела скучней человека.
– Да, я поняла. На тебе лица не было. И что теперь делать?
– Ничего не делать. Я дам ему понять, что он мне не интересен, и все.
– Как тебе Альберт? – спросила Анька и улыбнулась.
– Нормальный, но, по-моему, он немного староват для тебя.
– Ничего не староват. В самый раз. А тебе Сергей понравился. Могу поспорить.
– Нечего спорить. Понравился. Даже очень, – сказала я и вздохнула.
– Ну и что ты вздыхаешь? Он тоже пялился на тебя. Вернее, на твою жопу.
– Ну да, он, наверное, смотрел, как все, и думал, как можно жить с такой жопой.
– Перестань! На свете, между прочим, есть и любители такой роскоши.
– Ты сама хоть в это веришь, Ань?
Анька задумалась.
– Ладно, ты об этом не думай. Ты думай о другом. Он мужик очень умный. Чем можно его взять, а?
– Умными беседами. Это и ежу понятно.
– Правильно. Вот я слышала, что они все сейчас обсуждают футбол. Ну, здешний, юаровский. Так вот, мотай быстро себе на ус. Команда называется «Бофана-Бофана».
– Врешь! – возразила я. – Не может нормальная футбольная команда носить такое смешное имя.
– Отвечаю. Так и называется: «Бофана-Бофана». Слушай дальше. Все футболисты черные. И вот в последней игре очень плохо играл какой-то Ханс. Запомнила?
– Ханс. Запомнила.
– Ну все, идем. На сегодня хватит. В следующий раз блеснешь еще чем-нибудь.
Мы вышли из дамской комнаты и увидели, что Гена с Альбертом стоят уже не одни – к ним подошли Сергей и Денис. Обсуждали они как раз футбол.
– Я вам говорю, если бы не этот козел Ханс, мы бы выиграли, – утверждал Альберт, обращаясь к Геннадию.
Геннадий пожал плечами.
Тут я поняла, что пора блеснуть эрудицией, и сказала:
– Совершенно с тобой согласна. Он вообще… отвратительно играл. Да и какие ужасные передачи он давал. Ну, а с другой стороны, что ты хочешь от черного?
Все посмотрели на меня с явным недоумением. Даже Анька.
– Кто черный? – просил Геннадий.
– Ну этот, как его, Ханс…
Мужчины засмеялись, а Денис решил мне кое-что объяснить:
– Ханс Вонк не черный. А белый. Единственный в команде белый игрок. И он не играет на подачах. Он вратарь.
Я почувствовала, что залилась краской. Вся.
– Ты, наверное, перепутала Вонга с Бенни Маккарти. Тот действительно отвратительно играл и плохо подавал, – сказал Сергей и улыбнулся.
