Санча всегда была и непредсказуема, и расчетлива одновременно. Она выросла в атмосфере всеобщего обожания и лучше всего чувствовала себя под чужими взглядами, причем всегда знала, внимания какого именно мужчины жаждет. Да и все другие узнавали об этом достаточно быстро.
Какое-то время Чезаре был в равной степени и пленен, и удивлен ее поведением. С первой же встречи они прониклись друг к другу такой симпатией, что, казалось, будущее их отношений уже предопределено. Так или иначе, в те дни он был занят церковной политикой, и у него почти не оставалось времени для развлечений. Пока шла война, он сильно погряз в государственных делах, и его любовница – куртизанка Фьяметта, наделенная профессиональной мудростью и лишенная ревности – пробудила в нем неожиданную тягу к постоянству.
Однако молодая и яркая герцогиня Сквиллаче привыкла получать то, чего желала. Она расточала свое очарование, наряжаясь в модные одежды, холила и лелеяла своего мужа, но в то же время постоянно бросала короткие озорные взгляды в сторону кардинала. Через два месяца стало ясно, что это просто вопрос времени, да и отказывать ей с его стороны уже было просто-напросто неприлично. Говорят, кто-то держал пари на то, когда же Санча наконец затащит его в постель.
Фьяметта, которая никогда не допускалась ко двору, могла бы с легкостью выиграть пари.
– Вижу, ты прибыл из Неаполя, – сказала она, когда однажды ночью Чезаре явился, одетый в новый черный камзол, плотно обтягивающий грудь. Из длинных прорезей на рукавах летели облака жатого белого шелка.
Он засмеялся.
– Не думал, что тебе понравится. Это подарок.
– Не буду даже спрашивать, чем ты его заслужил. – Она пригубила вина. – И тебя не волнует, что она жена твоего брата?
– Это никакой не брак. Просто у нее появился ручной песик по имени Джоффре.
– Возможно, ревность научит его кусаться.
– Ах, Фьяметта! Только не говори, что завидуешь моим развлечениям!
– Ничему я не завидую. Ты ведь знаешь, я не собственница. Но хочу предупредить, что в ближайшие месяцы могу быть несколько занята.
* * *
Их страсть друг к другу быстро накалялась. Оба не знали страха, отчего легко шли на риск. В самый разгар этой связи их взаимное желание чувствовалось даже в комнате, битком набитой людьми. Без кардинальских одежд Чезаре был настоящим льстецом с языком быстрым и острым, как меч, и их шутливые беседы на публике превратились в своего рода любовные игры. Это и шокировало, и веселило одновременно. Обстановка при дворе стала совсем фривольной, тем более что свита Санчи быстро последовала ее примеру. Одним это нравилось, других пугало. Джоффре одевался все ярче и настойчиво пытался завоевать расположение жены. Он был не столько зол, сколько мрачен. Все это происходило не впервые и совершенно точно еще не раз повторится. Когда он позволял себе размышлять о происходящем, то сразу вспоминал, что скоро домой вернется другой его брат.
Джованни Сфорца, большую часть времени проводивший во дворце своего дяди, снова начал задыхаться в тяжелой атмосфере Рима. Он рассыпался в извинениях, прося, как уже повелось, отлучиться по срочным делам собственного города.
– Пожалуйста, не уезжай. Ты мой муж, и нам необходимо придерживаться определенного стиля поведения.
– Так поехали со мной. Ты моя жена, Пезаро нуждается и в тебе.
– Ты ведь знаешь, что это невозможно. Отец просил, чтобы мы остались при дворе.
– Это не двор, Лукреция, а бордель. Любого, кто не играет в эти игры, здесь гнобят. Да меня тут едва терпят! Ты видела, как кардинал Валенсии смотрит на меня?
Но Лукреция в последнее время видела лишь, какими глазами Чезаре смотрел на ее невестку. Накануне ночью она плакала так горько, как не плакала уже много месяцев. Ей трудно было понять, что расстраивает ее больше: поведение мужа или брата.
Однажды днем Лукреция без предупреждения заехала к Санче и обнаружила ее за живой изгородью в саду внутреннего двора. Чезаре запустил руку ей под юбку, а она откинула назад голову и тихонько стонала.
Он первым заметил сестру и так спешно поднялся, чтобы поприветствовать ее, что Санча едва не упала. Лукреция развернулась на каблуках и была уже почти у выхода, когда он настиг ее. Он положил руку ей на плечо, но она оттолкнула его.
– Что случилось?
– А ты не знаешь! – Она скептически на него посмотрела.
– Не думай, что это что-то серьезное. Просто мимолетное увлечение.
– Чезаре! Она жена твоего брата!
– И как член его семьи я выражаю ей свою симпатию, – улыбнулся он.
– Не смей! Не превращай это в шутку и не лги мне!
– Я не лгу, Лукреция. Говорю лишь, что тебе не о чем беспокоиться. Это просто легкая интрижка.
– Интрижка? И она тоже так считает?
– Санча выросла в Неаполе. Она знает, что делает.
– Не думаю, что кто-то из вас знает, что делает!
– У нас все отлично. Никто не пострадает.
– За исключением ваших душ, – сказала Лукреция.
– Ах, моя милая сестренка, – засмеялся он. – Никто не любит меня так, как ты. Не волнуйся за мою душу.
– Не надо относиться ко мне, как к ребенку! Я уже не милая и не сестренка!
С полминуты Чезаре внимательно изучал ее.
– Я знаю, – сказал он. – А еще знаю, что ты заботишься обо мне больше, чем мои знакомые-священники. Но тебе пора понять: человек должен сам думать о своей душе.
– А ты? Ты думаешь о своей душе?
– Конечно.
– Как? Как ты это делаешь, Чезаре?
– Я исповедуюсь в своих грехах.
– Ты исповедуешься. И часто?
– Всегда, когда считаю нужным. Да, часто.
– И ты раскаиваешься, и тебе отпускают грехи?
– Всегда, – сказал он, позволив себе легкую улыбку. – Не забывай, я кардинал Валенсии.
– Ах, Чезаре!..
Он все сводил в шутку, и теперь она не знала, когда ему можно верить. Лукреция отчетливо понимала, как нелепы ее страхи, когда она их высказывает. Какой юной она кажется из-за них. Порой в своих молитвах она просила о мудрости в житейских вопросах. О понимании. Но посмеет ли она просить Бога сделать ее менее совестливой?
– А как же Джоффре?
– Джоффре мой брат, и я умру за него. Но он слишком многого хочет. Он еще молод. Тем не менее нам необходимо обеспечить безопасность семьи, и ему придется быстро повзрослеть. Лучше получить подобный жизненный опыт от того, кто тебя любит, чем от чужака. – Чезаре выдержал ее взгляд. – И, опережая твой следующий вопрос: нет, я веду себя так не по этой причине, но это правда. Ну что, я успокоил тебя, сестренка? Или еще в каких-то семейных делах тебе нужна моя помощь?
Лукреция внимательно поглядела на него. Несмотря на сарказм, говорил он серьезно. Что она могла ответить ему?
