– И что она скажет? Она ведь то думает, что ты ее тетка, то называет тебя сестрой, то горничной… Бедняжка совсем плоха. Ее можно только пожалеть…
– У меня нет привычки жалеть богатых. Они все сволочи, и ее отец наверняка многих разорил, чтобы сколотить свое состояние… Ив, пусти!
Шум, смех, возня, сопение.
– Кхм!
– Ой, Щеголь, извини…
– Чем это вы тут занимаетесь?
– А что, не видно? – с вызовом спрашивает Мари.
– Вы меня с ума сведете, – вздыхает тот, кто называл себя Эженом Фализом. – Мы заполучили такое дело, а вы ведете себя как черт знает кто. Хоть подождали бы, черти, когда привезут кровати…
И все трое разражаются дружным хохотом сытых людоедов, от которого у Фредерика, съежившегося в глубине чулана, стынет в жилах кровь.
Глава 2
Разговор с привидением
«Из огня да в полымя».
Прежде Фредерик не придавал значения этой поговорке, но сейчас ее смысл открылся ему со всей беспощадностью. В самом деле, стоило удрать с эшафота, чтобы буквально через несколько часов угодить на остров, на котором обосновалась компания преступников.
Беглецу неодолимо хотелось есть, живот подводило от голода. Улучив момент, он наведался на кухню и стащил несколько кусков хлеба. Здесь, на кухне, нашлись и вино, и молоко, но вина Фредерик пить не стал из боязни захмелеть, а пропажа молока могла заинтересовать тех, кто обосновался в доме, поэтому он только наскоро выпил несколько глотков. Хлеб он доедал уже после того, как выбрался из дома. Кроме того, убегая из кухни, он не забыл захватить с собой спички.
Со всеми предосторожностями обследовав остров, Фредерик убедился, что в остальных домах, частично разрушенных временем, никто не живет. Когда снова налетел шторм и небо стало почти черным от заслонивших его туч, беглец был уже возле маяка.
Спасаясь от дождя, юноша спрятался внутри. То, что маяк заброшен, он понял сразу – внутри башни жили летучие мыши и даже несколько птиц. Сначала Фредерик расстелил свой матрац под лестницей, но потом спохватился, что тут его легко могут обнаружить, и обосновался выше, там, где винтовая лестница переходила в нечто вроде горизонтальной площадки, после чего снова устремлялась вверх. Снизу до этой площадки было около полусотни ступеней, а свет, пробивавшийся в небольшое окно, был достаточным для того, чтобы уверенно ориентироваться. Спички беглец решил пока поберечь.
Поймав себя на том, что ему холодно, он сел, завернулся в матрац и прислонился к стене. Снаружи завывал ветер, и временами Фредерик почти физически чувствовал, как его порывы сотрясают башню. Он зевнул, мельком подумал, что ни за что не уснет, когда над островом такой шторм, и сразу же провалился в глубокий сон.
Когда Фредерик проснулся, стояла ночь и было совсем темно. Спросонья он решил, что находится в тюрьме, но потянулся, стукнулся локтем о стену и разом вспомнил все: и сломавшееся дерево, и свое отчаянное бегство, и женщину, которую удерживали на острове, чтобы получить за нее выкуп. Кроме того, он понял, что ему опять хочется есть.
Чтобы отвлечься, он стал вспоминать картины художников, которыми восхищался, но плоть яростно бунтовала против попытки духа завлечь ее яркими миражами, в желудке бурчало так, словно там обосновалась целая колония лягушек. Чем упорнее он пытался думать об Арчимбольдо, Коро, Эль Греко, тем громче становилось бурчание.
– А, черт побери!
У него не оставалось другого выхода, кроме как вернуться в розовый дом и попытаться поискать там чего-нибудь съестного. Он достал спички, осветил перила лестницы и, крепко держась за них, двинулся по ступеням вниз.
Стуча зубами от холода, он добрался до дома, в котором обосновались человек по кличке Щеголь и его банда. Ни в одном окне не горел свет, и это успокоило Фредерика.
Дверь была заперта, но он вспомнил, что видел в первом этаже окно, разбитое, судя по всему, еще давно. Однако в раме еще оставались осколки стекла, острые как бритвы, и, чтобы не порезаться, он просунул руку в дыру, нащупал задвижку и настежь распахнул окно, которое подалось с легким скрипом. Теперь можно было без помех забраться внутрь.
Эта часть дома была нежилой, и атмосфера, которая тут царила, ему инстинктивно не понравилась. Чиркая спичкой, он разглядел какие-то темные пятна на полу и обоях, густую пыль на разбитом зеркале старого трюмо, хромоногий секретер, пару кресел с безнадежно испорченной обивкой и шкаф с покосившейся дверцей.
«Пора убираться отсюда… Если я правильно помню, кухня должна быть по коридору налево».
Но дверь, ведущая из этой комнаты, была заколочена снаружи. Фредерик тряхнул ее – и похолодел.
«Этого еще не хватало! Зачем они заколотили дверь?»
В отчаянии он налег на дверь плечом, но тут же сообразил, какой грохот поднимется, если он добьется своего и дверь распахнется. Пот тек у него по лицу, и Фредерик вытер его рукавом.
«Замечательно… Может быть, отсюда есть еще какой-нибудь выход?»
Он стал обследовать комнату и возле запыленного портрета хорошенькой кокетливой дамы в розовом платье обнаружил другую дверь, которая, очевидно, вела в смежную комнату. Эта дверь тоже была заколочена, но изнутри, и Фредерик решил попытать счастья, тем более что перегородившая проем доска с одного конца повисла, и гвозди, державшие ее, заржавели.
Не без труда отодрав доску, Фредерик очень медленно, чтобы избежать скрипа петель, растворил дверь и осторожно заглянул в соседнюю комнату. Она была совсем маленькая, и там стояла старая, разломанная колыбелька, а также лежали несколько игрушек и покрытый паутиной детский велосипед.
Тут, как назло, у Фредерика зачесался нос от пыли, и он с ужасом почувствовал, что вот-вот чихнет. Он закружился на месте, зажал рот обеими руками, но все-таки чихнул, – настолько тихо, насколько это вообще было возможно, однако при его натянутых нервах любой неуместный звук казался громким, как выстрел из пушки. Чихнув, беглец несколько минут простоял, напряженно вслушиваясь, но в доме царила тишина. Щеголь, его подельники и женщина, ставшая их заложницей, судя по всему, мирно спали и видели очередной сон.
Наконец Фредерику надоело стоять и бояться неизвестно чего. Приотворив дверь, он выглянул в коридор и понял, что до кухни, в которой можно найти что-нибудь из съестного, рукой подать. Кроме того, он вспомнил, что видел в комнате, в которую забрался через окно, подсвечник с покрытым пылью огарком.
Вернувшись туда, Фредерик зажег свечу и осторожно двинулся к кухне, где его ждали остатки колбасы, галеты, вино, хлеб и даже паштет. Голод требовал, чтобы все эти вкусные вещи были съедены немедленно и подчистую; осторожность нашептывала, что попасться бандитам, промышляющим похищением людей, ничуть не лучше, чем угодить на гильотину за преступления, которых ты не совершал. Поэтому Фредерик, как мышь, отщипнул кусочек тут, кусочек там (по правде говоря, это были довольно приличные кусочки, ну так и мышь была соответствующая), ополовинил паштет, умял шмат колбасы и запил все вином. То и дело он останавливался и прислушивался, не пробудился ли в доме кто-нибудь, но все было тихо, и только снаружи доносились жалобные причитания ветра да стучал по стеклам дождь.
