Борта возов не оставляли иного выхода кроме как пройти сквозь джигурду. Щавель прыгнул навстречу чудовищу. Джигурда оскалилась, зубы в пасти были крупные и белые. Оглушительно бабахнул выстрел.
Ветерок взбил гриву. Джигурда присела, в глазах испуг. Щавель бежал на неё, исполненный решимости не останавливаться, что бы ни случилось. Джигурда метнулась с дороги и исчезла за ближайшим фургоном.
Выскочив на открытое пространство, Щавель позволил себе оглядеться. Отец Мавродий с зонтом в одной руке и с револьвером в другой трусил ему навстречу.
— Где китаец? — крикнул Щавель.
— Вот он! — снова проорал Жёлудь, но уже с крыши деревянной фуры, указывая куда-то вглубь двора. — За ограду лезет, гадина!
— Все за мной! — Щавель увлёк к воротам оперативную группу.
Жёлудь следовал за ними, перепрыгивая с фургона на фургон, крыши прогибались, опоры трещали, но молодой лучник успевал оттолкнуться и покинуть ломающуюся конструкцию.
— С дороги! — скомандовал полицейский звероподобной Гаянэ.
Девушка шарахнулась, стыдливо прикрывая руками болтающиеся прелести. Под шерстью их всё равно не было видно.
Когда преследователи выскочили с хоздвора, от касс во всю прыть уносилась пролётка, в которой отсвечивал приметный костюм акробата.
— Ходу! — подстегнул Щавель свою команду, в которой слабым звеном оказался отец Мавродий. Не приспособленный к бегу священник уже начал отставать. — Ещё чуток.
На стоянке ожидал пассажиров паровой экипаж. Не такой роскошный, как вчерашнее самоходное ландо, но украшенный теснением по коже, сразу видно — купеческий.
— Следуй за ними! — Щавель показал водителю жетон с прорезью.
— Да вы кто? — заартачился погонщик паровой машины, но в пассажирский отсек уже лезли полицейский и рослый франт, разнаряженный под гламурного выживальщика, а их нагонял священник с зонтом и револьвером.
— Полиция, — пропыхтел городовой.
— Это приказ, — ледяной голос заставил шофёра замереть и съёжиться. Священник добежал и полез на приступок. Молодой франт схватил его под локоть и буквально втащил в машину.
— Гони, — приказал Щавель.
— Дык, кочегара позвать… — попробовал вяло отнекиваться водитель, но ему не оставили выбора.
— Жёлудь, вперёд, заряжай дрова.
Франт перепрыгнул на переднее сиденье, распахнул дверцу топки, закинул в огонь берёзовые чурбаки.
— Топи педали, пока не дали! — вразумил запыхавшийся отец Мавродий.
И извозчик втопил.
Машина хоть и стояла под парами, ей требовалось время, чтобы набрать давление. Экипаж выкатился со стоянки и поехал по проспекту Льва Толстого, в конце которой виднелась уносимая конями пролётка.
— Уйдёт… — с сожалением протянул Щавель.
— Не уйдёт, — заверил отец Мавродий.
— Керосину плесни, — подсказал извозчик.
Жёлудь нашарил под сиденьем стальную фляжку, скрутил пробку, плеснул на дрова. Из топки пыхнуло пламя, обдав лицо жаром. Парень почуял вонь спалённых волос. Остальное уберегла куртка.
— Ещё дров подкинь, — сказал Щавель.
Топка раскочегарилась, вода забурлила в трубках отопительной системы, машина набрала ход.
— Не уйдёт, — с хищным самодовольством отметил священник.
Пролётка нырнула в Кабальный проезд, но паровой экипаж повис у неё на хвосте.
— Давай, родной, давай, топи, — погонял городовой, чуя важное дело. — Вишь, какие господа с тобой злодея гонят. Рули на полную катушку.
Купеческий шмаровоз поддал жару. Из трубы летели адовы искры. Густой дым шпарил наружу. Свистел пар, кузов раскачивался на рессорах. Экипаж стремительно настигал пролётку. Из-за откидного верха то и дело высовывался китаец. Привставал на облучке, нахлёстывал коней что есть мочи. Отец Мавроди укрепился на ногах, придерживаясь за плечо городового, выстрелил поверх ветрового стекла раз, другой. Экипаж на миг окутало синим дымом.
— Убить хочешь?! — дёрнул за рясу Щавель и усадил рядом с собою.
— Пугнуть хочу, чтобы мысли не было соскочить. Пусть боится оказаться рядом с нами сейчас, чем немного позже за городом. Догоним, когда не будет улиц и закоулков, — отец Мавродий встал, пальнул, плюхнулся на сиденье, откинул барабан, выбросил стреляные гильзы, подцепляя ногтём за закраину, набил пустые каморы новыми патронами, которые проворно доставал из кармана.
«С палец величиной!» — ужаснулся Щавель.
— Не остановится — подстрелю лошадь, — сообщил отец Мавродий, закрывая барабан.
Хитрый ходя съехал на пустые окраины, где движения не было. Стегая коней, он надеялся оторваться, как сделал в начале бегства. Спрыгивать и сдаваться под дулом револьвера у него желания не было. По стуку пуль в повозку ниндзя понял — эти стреляют на поражение. Своё намерение преследователи обозначили сразу и недвусмысленно.
Город кончился. Повозки выскочили на объездную дорогу — слева стояли казённые постройки, справа лепились к обрыву хибары бедняков, впереди был мост.
— На Болотную рвётся, гад, — проорал возбуждённый погоней извозчик. — Там есть, где спрятаться.
— Не обгоняй его, — крикнул отец Мавродий. — Виси на хвосте, делай вид, что скорость на пределе.
— Уйдёт, — сказал Щавель.
— Не уйдёт, — священник-детектив был искушён в своём хобби. — Если сейчас нагоним, он спрыгнет и юркнет куда-то в туда, — показал он на кривые избушки с заросшими репьём и крапивой проулками. — Не найдём потом в этих дебрях.
— Он приметный.
— Не догоним. Видели, как он двигается?
— А у меня вот что есть, — Щавель вытянул из-за спины АПС.
— Ого! — изумился отец Мавродий.
— Не «ого», а «стечкин».
Приподнявшись на цыпочки, акробат заворотил коней на мост. Пролётка опасно накренилась, левые колёса оторвались от земли, но тут же опустились на дорогу. Чёртов ниндзя без труда балансировал, нахлёстывая поводьями коней, орал что-то неразличимое за грохотом ободьев и копыт, озирался как умалишённый.
«Шустрый какой», — без всякой радости отметил Щавель.
Он сдвинул переводчик предохранителя в положение для ведения одиночного огня и дослал патрон.
Повозка соскочила с моста на низменный берег Оки.
* * *
— Товарищи, гидра рабочего класса устала отращивать всё новые и новые головы!
Молодой профсоюзный лидер взмахнул кулаком перед внимающими пролетариями, лежащими и сидящими на лужайке возле Муромского затона. Кое-где были расстелены покрывала, стояла нехитрая снедь, бегали детишки. Из соображений конспирации пришли с семьями, чтобы полиция не заподозрила в собрании рабочих заседания стачечного комитета. От женских коллективов также явились представительницы. Баб собралось немало, поэтому выглядело всё благочинно. Дымились костерки, пахло шашлыками. Закуска в долгих дебатах была совсем нелишней.
