– Не все, – признался Дольский.
Распутин позвал дочь:
– Маша! Поди сюда.
Девушка вошла в гостиную.
– Запиши поручику рецепт снадобья из зверобоя от легочной болезни. Да укажи, как принимать следует.
– Хорошо. Подождите, пожалуйста.
Мария ушла.
Покровский сказал:
– Воспитанная и образованная у тебя дочь.
– А как иначе при таком отце? – Распутин рассмеялся, но только губами.
В глазах его отражалась боль. Видно было, что он действительно страдал, но держался, умел владеть собой.
– Это верно, – заметил князь.
Распутин перестал смеяться и проговорил:
– Мучаешься, что государь отлучил тебя от дел? А что я говорил? Будет такое время.
– Но ты говорил и то, что он вновь позовет.
– Да. До того осталось недолго. То, что я после сказал, помнишь?
– Конечно.
– Помни. Пойду я прилягу, нехорошо мне. Видишь как, князь, получается, других лечу, себе же помочь не в силах. Но полно, встану на ноги. Я крепкий.
– Деньги возьмешь? – спросил Покровский.
Не оборачиваясь, Распутин ответил:
– Знаешь, куда отдать их. Прощай, князь. – Он скрылся в спальне.
Мария вынесла рецепт. Офицеры покинули квартиру старца.
На улице Дольский сказал:
– А он, я имею в виду Распутина, действительно человек необычный. Вроде просто говорит, а слова проникают в душу, порождают какую-то внутреннюю силу.
Покровский кивнул:
– Согласен, граф. Старец говорит то, что ты хочешь от него услышать.
– Но откуда он знает, кто и что желает?
– В этом-то и загадка его личности. Теперь вы имеете рецепт. Я уверен, что снадобье Распутина поправит ваше здоровье. Теперь, наверное, можно и отобедать?
В то самое время, в конце августа 1915 года, когда император объявил себя Верховным главнокомандующим, в швейцарской деревне Циммервальд собрались представители левых партий европейских государств, в том числе России, Германии, Франции, Италии. На конференции обсуждался вопрос о борьбе пролетариата за мир. Ее левое крыло во главе с Владимиром Лениным призывало рабочих превратить «империалистическую войну в войну гражданскую» с целью захвата власти.
Но большинство делегатов было настроено не столь радикально. Им больше импонировал манифест, написанный Львом Троцким. В нем подвергались осуждению все социалисты, работающие в правительствах воюющих стран и голосовавшие за военные бюджеты. Манифест призывал пролетариев начать борьбу за мир «без аннексий и контрибуций».
Данный документ быстро распространился по всей Европе. Несмотря на его запрет во всех воюющих странах, он дал сильный толчок революционному движению.
В Государственной думе представители кадетов и прогрессистов начали сближение с левыми октябристами, земцами и группой центра. Их общая программа требовала амнистии всех делегатов Думы, понесших наказание за политические преступления. К ним примкнули даже некоторые члены Государственного совета, требовавшие отставки правительства.
Николай Второй отнесся к этому с решительным протестом. Он поручил председателю Совета министров Ивану Логгиновичу Горемыкину объявить перерыв в работе Думы. Это распоряжение по сути дела, было ответом на требование депутатов о передаче власти так называемым общественным деятелям.
В результате 3 сентября думская сессия была прервана. Революционно настроенные депутаты устроили скандал. Оппозиция избрала делегацию к царю, но он и не подумал принять ее.
В ответ на провокационные действия законодателей император провел в ставке заседание Совета министров, на котором отчетливо выразил свою волю – посвятить все силы ведению войны. Министры, которые настаивали на уступках, были уволены. В отставку ушли А. Д. Самарин, исполнявший обязанности обер-прокурора синода, князь Н. Б. Щербатов, с июня месяца занимавший должности министра внутренних дел и главнокомандующего отдельным корпусом жандармов. Вскоре за ними последовали главноуправляющий землеустройством и земледелием А. В. Кривошеин и П. А. Харитонов – государственный контролер, статс-секретарь.
В то время как в тылу велась борьба за «министерство доверия», на Юго-Западном фронте русские войска добились крупного успеха у Тернополя.
В отличие от жителей столиц солдаты и офицеры считали, что именно государь должен стоять во главе не только армии, но и всей русской жизни.
Естественно, что обстановка в стране в большой степени зависела от событий на фронте. Когда он установился, миллионы беженцев были размещены в тылу, нормализовалось железнодорожное сообщение, в государстве наступило успокоение.
В спешном порядке начала развиваться военная промышленность, строились новые заводы, переоборудовались старые. С союзниками, преимущественно США и Англией, было достигнуто соглашение, касающееся оплаты крупных военных заказов, размещенных там.
Императрица Александра Федоровна была самым близким государю человеком, только ее Николай посвящал в свои планы. Она полностью разделяла взгляды супруга, и он всегда мог на нее положиться. Поэтому примерно раз в месяц Николай приезжал на несколько дней из ставки в Царское Село.
После того как армии удалось избежать разгрома, то есть в начале октября 1915 года, Николай отправился к семье. В Царском Селе он настоял на том, чтобы на фронт вместе с ним отправился и цесаревич Алексей.
Александра Федоровна знала, как тяжело муж переносит одиночество. В один из самых трудных моментов своей жизни он оказался оторванным от семьи, которая являлась главным его утешением. Она подчинилась этому решению, понимала, каким счастьем было для императора присутствие рядом сына. В то же время она глубоко переживала приближающуюся разлуку.
Никуда не делась и неизлечимая болезнь цесаревича. Его родители жили с такой бедой все эти годы, но смириться с ней не могли.
2 октября царский поезд отбыл в Могилев. Государя и наследника провожала царица с великими княжнами.
На следующий день император остановился в Риге, где устроил смотр войскам. Перед ним прошли части, которые вели тяжелые бои в Галиции и Карпатах. Это был первый случай, когда государь проводил смотр войскам в своей новой роли. Теперь солдаты и офицеры видели в Николае Александровиче не только императора, но и своего Верховного главнокомандующего.
После парада государь разговаривал с солдатами, которые рассказывали ему о тяжелых сражениях. Внимательно слушал их и Алексей Николаевич.
Присутствие цесаревича вызвало у солдат неподдельный интерес. Самое большое впечатление произвело на них то, что он был в форме рядового, такой же, в какой и они сами.
Вернувшись в Могилев, где находилась ставка Верховного главнокомандующего, государь поселился в доме губернатора. В его распоряжение был отдан первый этаж, две большие комнаты – рабочий кабинет и спальня. Царь и наследник престола спали на обычных солдатских кроватях.
