– Триста одиннадцатый… – тихонько засипел я. – Чего-то мне реально хреново, тело немеет.
Бог внимательно посмотрел на меня, затем кивнул.
– Ты знаешь, так даже лучше. Посиди пока. И кстати, не называй меня так больше. Это звучит как «сперматозоид» или, в лучшем случае, «эмбрион». И хотя именно им я был на том этапе своего развития, но акцентировать на этом внимание не стоит.
– Гребаный эмбрион… – только и смог я беззвучно прошептать в ответ, ибо мышцы уже окончательно задеревенели и даже собственный язык превратился в тяжеленное бревно и перестал слушаться хозяина.
Тем временем Неназываемый вылепил из получившегося теста солидный кругляш, размером с крупную монету. Сжав его в кулаке, он обреченно сморщился, словно ожидая каких-то неприятностей, и покосился на небо. Наконец решившись, зачем-то втянул голову в плечи и, поднеся медаль ко рту, вдохнул в нее жизнь.
Бум! Небеса возмущенно громыхнули, но никаких других кар не последовало. Вновь повеселевший бог взял мою безвольную руку, повернул к себе ладонью и утвердил на ней артефакт с явственно проступившей эмблемой Павшего – своеобразной стилизацией «инь» и «янь», круговорота двух начал.
Сочувственно посмотрев на меня, он шепнул едва слышную команду. Медаль засветилась, раскаляясь, а моя плоть противно зашипела, потрескивая и постепенно обугливаясь. Полоса жизни резко дернулась и шустро поползла в сторону нуля. Павший не стал играть на нервах, оперативно подлечивая по мере проседания здоровья, и сквозь тошнотворный шашлычный дымок наблюдая, как погружается в мою плоть багровый металл. А я лишь беспомощно вращал глазами, мысленно обкладывая бога матюгами и одновременно благодаря за своевременную анестезию. Наконец, шипенье затихло, и отблески пламени перестали гулять по нашим лицам. Неназываемый разогнал в стороны последние струйки сизого дыма, внимательно оглядел почерневшую ладонь и, довольно цыкнув, коснулся пальцем моего лба, снимая онемение и восстанавливая чувствительность.
Я потер руки друг о друга, счищая запекшуюся корочку и оголяя здоровую розовую кожу, украшенную шрамом в виде эмблемы Павшего. Недовольно зыркнув на бога, пробурчал:
– А ошейник когда наденешь?
– В смысле?
– Ну как на Чебурашке – печать уже есть, осталось только строгач на шею.
Бам! Прилетел мне неслабый подзатыльник, отвешенный божественной дланью. Девяноста процентов здоровья – как не бывало. Я резко вскинулся и с трудом удержал уже автоматически полетевшую ответку с правой, аккурат в челюсть скептически глядящего бога. Все-таки бить Главу Пантеона кулаком в лицо – это не комильфо. Вот ежели адамантовым клинком, да под седьмое ребро…
– Успокоился? – невозмутимо уточнил Павший.
– Но затаил! – не стал прогибаться я. – В чем я не прав?
– Во всем! У Чебурашки – таки да, печать собственника и принадлежности. А у тебя великий дар Верховного Бога, создавая который я немало рисковал, понимать надо!
– И в чем риск? – уже успокаиваясь, поинтересовался я, кивком благодаря Макарию, которая, отвлекшись на секунду от щенят, отлечила мое резко пошатнувшееся здоровье.
Неназываемый также сменил гнев на милость, похоже, что он был очень горд проделанной работой, и как всякому мастеру, ему не терпелось похвастаться.
– Понимаешь, каждое действие – это камушек на шаткие весы всемирного равновесия. Но так как калибры у нас все же разные, то в моем случае это огромный валун, а в твоем – песчинка. Хотя в нужном месте и в нужное время – и она способна вызвать лавину. Впрочем, это уже лирика. Так вот, столь явно вмешиваясь в ход событий, я нарушаю хрупкий баланс, не только даруя светлым богам право на ответные действия, но еще и подставляясь под возможную компенсаторную подстройку самого мироздания. А уж как она себя проявит, никогда не угадаешь. Быть может, где-то сейчас родился великий святой или свиток заклинания невероятной силы вдруг выпал из убитого светлым паладином монстра, кто знает…
Бог на секунду задумался, уставившись неподвижным взглядом в неведомые дали. Н-да, дела… Наконец Павший очнулся:
– Впрочем, учитывая тотальный перевес, который на данный момент имеют светлые боги, – я не особо беспокоюсь о происках мирового равновесия. Напротив, оно сейчас играет в одни ворота, практически в поддавки, позволяя нам хоть немного восстановить возникший дисбаланс. Именно этим частично объясняются наши последние успехи и вынужденная пассивность оппонентов. Ты не скалься и не обольщайся, конкретно твоя судьба слабо беспокоит всемирное равновесие, сметут с игровой доски и не заметят, халявы не будет. Опасней другое – своими действиями оживляя мир и придавая ему все большую уникальность, мы сами разводим в стороны две реальности: Землю и Друмир. Пуповина, соединяющая миры, растягивается, истончаясь и звеня от натуги, прислушайся…
Впечатленный вскрывшимся инсайдом, я навострил уши – ветер гудит, пчелы жужжат, шумит листва… Или не пчелы? А может, и не ветер? Я поднял брови, вопросительно уставившись на бога. Тот грустно улыбнулся и согласно прикрыл глаза. Б-р-р…
Я потряс головой, по мультяшному вытряхивая из головы ноты и звуки. Мистифицирует меня Неназываемый. Божество радостно осклабилось и заржало. Во, засранец! Отсмеявшись, Неназываемый вновь стал серьезен:
– На самом деле чувствительности к астралу ты, как и все остальные сорвавшиеся, еще не развил. Заметить напряжения небесных сфер вряд ли сможешь, но, поверь, они велики. Скоро, очень скоро материнская пуповина оборвется, и миры разойдутся как в море корабли… Что нас ждет после этого, остается лишь только догадываться.
Я наморщил лоб:
– Если Друмир уйдет в автономное плавание, это будет означать, что обычные игроки тупо отключатся и навсегда потеряют возможность войти в игру? Ведь среди пятидесяти миллионов персонажей, сорвавшихся едва ли больше двух процентов! Это же Судный день какой-то… Опустевшие в одно мгновение замки, заброшенные улицы, тишина в чатах… Б-р-р-р…
– Не совсем так, – поправило меня божество. – Во-первых, твоя главная ошибка: не «игра», а живой, полноценный мир, пусть и созданный искусственно посредством вашей веры, усиленной искрой творца. Второе – верно, сорвавшихся едва ли наберется миллион, однако вы проводите в игре двадцать четыре часа в сутки, а не три, как среднестатистический персонаж. Именно поэтому в любой произвольный отрезок времени количество оцифрованных на виртсервере не меньше семи-восьми, а то и десяти процентов. Ну и не забывай об энпиэсах, их ведь на порядок больше, чем игроков, и они точно так же подвержены феномену развиртуализации, как и сам Друмир. Руата, Ллос достаточно материальны, не так ли?
При упоминании коварных дамочек меня в очередной раз передернуло. Это да, живее всех живых, не к ночи будут упомянуты. Вывороченные некогда суставы до сих пор пугают фантомными болями… Но сейчас я думал не о дроу, перед моими глазами мелькала запыленная колонна уставших гномов, бредущих под жарким солнцем в глубины земель Фронтира. Беженцы, первые беженцы Друмира.
