— Понимаешь, солнце, раньше у меня племянница за домом присматривала, а теперь она того… «уж замуж невтерпеж». В свадебное путешествие укатила. Так что ты прямо как подарок судьбы.
Я скромно не стала спорить — я и правда считала себя подарком. Для тех, кто понимает.
— Короче, я тебе все показала, все объяснила. Плата, сама видишь, символическая. Но за это, солнце, разбери мне чердак! Там, понимаешь ли, хлама немерено, а у меня рука не поднимается, каждая вещица что-нибудь да значит. Выбрасывай все безжалостно! Я тебе только спасибо скажу. Все равно не помню, что там навалено. Ну, попутный ветер в паруса!
С этим бодрым напутствием археологиня отбыла навстречу новым открытиям, а я осталась. Дом напоминал мне не то склад на пристани, не то этнографический музей, и я долго еще не могла добраться до чердака — изучала ближайшие экспонаты. Но я — человек слова и обещания выполняю всегда. Поэтому очередь дошла и до чердака — кстати, действительно изрядно захламленного.
А потом я грохнула кувшин, и появился этот… культурист, блин. Который сейчас стоял и пялился на меня, как будто это я появилась на чужом чердаке, а не он.
— Ну и долго будем молчать? — сурово спросила я. — Говори, чего надо!
— Слушаю и повинуюсь, — сообщил культурист, кланяясь и складывая руки лодочкой.
— Чего-о-о? — выпучила глаза я. — Как ты сказал?
— Слушаю и повинуюсь, о моя госпожа! — уточнил красавчик.
«Так. Мало того что маньяк, так еще и извращенец», — догадалась я. А вслух сказала:
— Эй, ты мне это брось! Садо-мазо — не мой стиль. В «жестокую госпожу» поиграешь в другом месте.
— Да! Сады тоже могу! И дворцы, и минареты! Приказывай, о госпожа!
— Да что ты заладил «приказывай, приказывай!» — рассердилась я. — Ты откуда здесь взялся?
— Из кувшина, — застенчиво признался «культурист». — Джинны мы.
— Мы? Ты не один? — ужаснулась я, озираясь по сторонам.
— Один-одинешенек, вот уже три тысячи лет, — замахал руками рельефный мужчина.
— Ага. Джинн… «Я раб лампы», — вспомнила я формулу из какого-то фильма.
— Вовсе и не лампы, — насупился джинн. — Кувшина. И не раб, а обитатель.
— Слушай, обитатель кувшина! — с досадой сказала я. У тебя нормальное имя есть?
— Есть. Я… это… забыл!
— Что забыл? — не поняла я.
— Имя свое забыл, — растерянно сообщил джинн и заморгал длинными восточными ресницами.
— Для джинна ты какой-то недотепистый, — заметила я.
— Посидела бы ты три тысячи лет в кувшине, еще неизвестно, что бы ты помнила, — пробурчал он, забыв о субординации. Видимо, от растерянности.
— В общем, ты прав, — дипломатично сказала я. — Три тысячи лет — срок немалый, сейчас таких не дают.
Спорить с ним не хотелось, в целях самосохранения. Может, у него за три тысячи лет одиночки психика тоже расшаталась…
— Ну ладно. А что теперь-то с тобой делать? — взяла себя в руки я.
— Приказывай, о госпожа! — с надеждой расправил плечи джинн.
— А без приказов ты что-нибудь можешь? — полюбопытствовала я.
— Не положено, — вздохнул джинн. — Джинны мы, созданы для исполнения желаний.
— А сколько желаний ты исполняешь? — практично поинтересовалась я.
— Сколько будет угодно госпоже! — обрадовался джинн. — Пока ты владеешь кувшином… Ой! Но он же разбился?
— Ну да, разбился, — подтвердила я. — Хочешь сказать, что нет кувшина, нет и владельца?
— Нет, — трагически сказал джинн. — Я хочу сказать, что теперь мне негде отдыхать.
— О боже, какие мы нежные! — удивилась я. — Вообще-то у нас принято на диване отдыхать. Варианты: в кресле, на ковре, в гамаке…
— Я не могу в гамаке! — Джинн чуть ли не рыдал. — Мне нужно ограниченное пространство. Чтобы было темно и тесно.
— Могу предложить чулан! — разозлилась я. — Там еще, кажется, и сыро. А может, если повезет, и крысы есть. Пойдет?
— Не знаю, посмотреть надо, — уныло ответствовал джинн.
— Слушай, ты есть хочешь? — переменила тему я. — Пойдем вниз, а? А то надымил тут, до сих пор в глазах слезится и в горле першит.
— Это не я надымил, — возразил джинн, но послушно поплелся к лестнице.
Я шла за ним и думала, что надо бы его помыть и приодеть. Три тысячи лет в кувшине придали ему ощутимый аромат затхлости, а набедренная повязка в сочетании с телом Сильвестра Сталлоне наводила на фривольные мечтания.
— Я буду звать тебя Женя, или Евгений, — сообщила я. — Пока настоящее имя не вспомнишь. Не возражаешь?
— Нет, госпожа, — на ходу поклонился джинн и чуть не грохнулся с лестницы.
— Осторожнее! — возопила я. — Не хватало мне тут еще культуристов-мазохистов с переломами конечностей!
На мое предложение помыться джинн отреагировал крайне неадекватно.
— Я что, шелудивый верблюд? — самолюбиво заявил он. — Или ишак какой-нибудь? Джинны не моются.
Но я уже нащупала его слабое место: он при всей своей восточной гордости хорошо понимал приказы.
— Слушай и повинуйся: немедленно в ванную и под душ! И мыться хорошо с мылом! Выполняй! — Я хотела было добавить для пафоса «о презренный джинн!», но воздержалась. Просто выдала ему полотенце и махровый халат, найденный в спальне, и молча распахнула дверь ванной.
— Слушаю и повинуюсь, — уныло поклонился он и неохотно поплелся в ванную. Дверь за ним закрылась. Какое-то время было тихо, а потом зашумела вода и раздался дикий крик.
Джинн вылетел из ванной как ошпаренный. Да что там — он и был ошпаренный! Из ванной валил пар. Джинн страшно ругался на незнакомом языке, бешено вращая глазами. Я сориентировалась мигом: кинулась в ванную, закрутила кран с горячей водой, набрала в ковш холодной, метнулась к своему незадачливому джинну и окатила его студеной водицей. Он взревел с новой силой, а я тем временем уже притащила с кухни подсолнечное масло и сноровисто смазала ошпаренное плечо. Слава богу, покраснело несильно и немного.
— Евгений, ну ты что? — упрекнула его я. — Три тысячи лет, а сам — как маленький. Ну не знаешь, как душем пользоваться, у меня бы спросил.
— Ага, а вдруг ты смеяться будешь? — вполне резонно предположил джинн. Я подавила смешок и очень серьезно предложила:
— Давай помогу помыться? Не будешь стесняться?
— Слушаю и повинуюсь! — вскинулся джинн. — Любые капризы госпожи!
— Слушай, а ты в эскорт-услугах не подрабатывал? — с сомнением спросила я. — А то и внешность, и лексикончик, и манера общения — заставляют задуматься…
— Мы, джинны, не подрабатываем! — гордо заявил он. — У нас призвание!
