На берегу бухты стоял консульский дом с пристроенным к нему зданием суда, площадкой над морем и крытой террасой с балконом. С нее судебный офицер под звуки сигнальной трубы оповещал о консульских постановлениях и судебных приговорах. Главный «борго» был окружен высокими, толстыми стенами, и доступ к нему был возможен только через главные ворота, которые по сигналу особого колокола закрывались при наступлении ночи.
Внешняя часть Кафы занимала большую территорию, окруженную второй линией укреплений, простиравшейся вдоль всего побережья до замка Святого Константина и оттуда к югу, до высокой горы, в районе которой находился карантин. Эта часть города делилась на множество тесных кварталов и была густо населена. Среди этих кварталов выделялись своей оживленностью несколько улиц, представлявших собой рынок Кафы. Там продавались преимущественно местные продукты: мясо, рыба, овощи и фрукты. Дальше были размещены караван-сараи, заезжие дворы (в одном из них поселились Ивашко и Андрейко), зерновые склады и большие, огороженные глухими стенами дворы, где продавали невольников.
К внешней части Кафы примыкали несколько слободок. В этих незащищенных от неприятеля предместьях высились главы церквей Святого Георгия, Анны Пророчицы, Воскресения Господня, Святого Феодора и нескольких других. Там же находились большие городские цистерны для воды, несколько караван-сараев, публичные дома и таверны, скотопрогонные дворы, склады сена, древесного угля и дров. Все это хозяйство находилось в ведении кавалери — полицмейстера, под командованием которого была и сотня стражников-аргузиев.
Андрейко восхищался роскошными зданиями в центральном «борго». Таких великолепных строений видеть ему еще не доводилось. А столько разнообразных товаров привозили купеческие караваны в Кафу! Русские меха, кожи, холсты, воск, оружие, пряности, краски разные, шелковые ткани и драгоценные камни из далеких восточных стран… Большим спросом у заезжих купцов пользовались и местные товары: соль, соленая рыба, икра, зерно, невыделанные шкуры. На пристанях шла работа даже по ночам, при свете факелов.
Но вникнуть более обстоятельно в жизнь Кафы любезный Федерико Гизольдо молодым киевлянам не дал. До отъезда Ивашки и Андрейки он хотел выжать ситуацию по максимуму. Дав им возможность весьма поверхностно ознакомиться с Кафой, Федерико привел их в главную «достопримечательность» Кафы — портовую таверну, откуда они вырвались лишь на четвертые сутки, когда наступила пора отплытия. Конечно, Ивашко и Андрейко ночевали на заезжем дворе, где им предложили вполне приличную комнату, но едва из-за горизонта показывался краешек солнца, всегда бодрый и веселый Федерико Гизольдо уже стучался в дверь.
— Синьоры, синьоры, пора вставать! — тормошил он сонных киевлян. — «Balestra» ранним клиентам предоставляет большую скидку!
«Balestra», что в переводе означало «Арбалет», было название главной портовой таверны, которая всегда полнилась народом.
— Пошел к дьяволу! — отмахивался Ивашко, который очень не любил подниматься ни свет ни заря, тем более с тяжелой похмельной головой.
Тогда Федерико начинал беззлобно ругаться на всех известных ему языках. Ивашко общался с ним исключительно по латыни, потому что русским языком ушлый генуэзец владел неважно (за исключением бранных слов). Приходилось вставать и снова тащиться в таверну, откуда они вчера ушли около полуночи, когда ночная стража начала грозно предупреждать: «La signora, è tempo di riposare!»
[45]
Но уже спустя час душевное равновесие устанавливалось на отметке «ясно», и завтрак плавно переходил в обед, который заканчивался небольшим променадом по берегу, а затем все трое снова садились за столы, чтобы выслушать очередную историю от Федерико Гизольдо, на которые он был большой мастак.
Но вот наконец наступил день, когда капитан Доменико Монтальдо своим могучим басом провозгласил:
— Отдать концы!
Тяжело нагруженное судно медленно отчалило и направилось в открытое море. Ивашко и Андрейко стояли у борта, а с берега им что-то кричал и махал на прощание Федерико, который едва держался на ногах, — во время прощального застолья он выпил за троих, сокрушаясь, что лафа так быстро закончилась и ему опять нужно искать доверчивых простаков, которые кормили бы его и поили вином за свой счет.
Грозные стены Кафы постепенно уплывали за корму, и вскоре пошли одни лишь пустынные холмы Крыма, покрытые ранней осенней позолотой. На душе у Андрейки было и радостно, что они вышли в море, и тревожно — как оно будет дальше? Такие же чувства испытывал и Ивашко Немирич. В этот момент он с огромным удовольствием лег бы на скамью для экзекуций, чтобы мать отходила его как следует березовой хворостиной, только б остаться дома. Далекая Франция страшила его своей неизвестностью, ведь, в отличие от Андрейки, его мало интересовали рассказы учителя Шарля Тюлье о своей родине.
Но вот на море пал туман, и берег затянуло кисейной дымкой. За бортом судна тихо плескались волны, несильный ветер туго натягивал парус, негромко переговаривались матросы, с тревогой поглядывая на небо, которое едва просматривалось, — лишь бы не начался шторм, отличающийся в Черном море особой свирепостью, а Андрейке Нечаю вдруг показалось, что он спит и видит чудесный сон.
До него только сейчас дошло, что он совершенно свободен и волен поступать так, как ему заблагорассудится. Воля! Андрейко глубоко втянул в себя солоноватый морской воздух и счастливо рассмеялся.
Глава 13. Франсуа Вийон
Таверна «Посох пилигрима» была гораздо просторнее, чем многие другие парижские заведения подобного рода. Этому поспособствовало нашествие пилигримов примерно лет двести назад. Неизвестно, по каким причинам они облюбовали именно ее, и прежнему хозяину пришлось перестроить таверну. Она стала не только больше по площади, но и потолки у нее были выше общепринятого стандарта, потому как пилигримы набивались в таверну словно сельди в бочку, и становилось трудно дышать, особенно по вечерам, когда зажигались жировые светильники.
Таверна пользовалась не только большой известностью в кругах школяров, но была даже знаменита. Она олицетворяла собой студенческие вольности. Такой статус таверна приобрела в годы правления Людовика Святого.
Употребляя точное выражение старинного историка, школяры «нашли в таверне “Посох пилигрима” вино превосходным, но предъявленный им счет сочли слишком высоким». Отсюда вышло недоразумение. Студиозы побили содержателя таверны, а сбежавшиеся соседи отплатили им тем же. Полагая, что они остались в долгу, школяры на следующий день взяли таверну приступом и разорили окрестные дома, нанося побои всем, кто попадался под руку.
Так как район, в котором находилась таверна, принадлежал одному из монастырей, его приор обратился с жалобой к королеве Бланке, управлявшей в то время за малолетнего короля Людовика Святого. Королева дала строгий наказ парижскому прево, и не в меру ретивые полицейские напали на группу ни в чем не повинных школяров, не участвовавших в разгроме таверны, и сильно избили их.