— Я опять пришел в сознание. Но никак не пойму, почему это произошло.
— А в какой момент это случилось? — напрягся Ранек.
— Когда я шел к зрителям с мешком и споткнулся.
— Ага… — Колдун ожесточенно зачесал висок, пытаясь лихорадочно сообразить и сопоставить свои наблюдения. — Скорей всего, так и было… Цай! Иди-ка сюда!
Только сейчас Кремон обратил внимание на возницу, который сидел в темном пространстве крытой повозки и присматривался к зрителям через специально сделанные и обшитые нитками прорези в тенте.
Цай приблизился к Ранеку, и тот прошептал ему на ухо несколько фраз, после чего возницу словно ветром сдуло. Только и мелькнула его спина в толпе разъезжающейся знати. Зато сам руководитель комедиантов, забросив мешок в глубь повозки, строго уставился на изуродованного раба. Кажется, откладывать расспросы он не собирался:
— А вот скажи, мил-человек, все ли ты вспомнил из своего прошлого?
— Да нет, точно те же кусочки плавают в воспоминаниях, — с горьким вздохом признался Невменяемый. — А как только хочу напрячься, так сразу мозги начинают раскалываться от боли.
— М-да? Может, хоть вспомнишь, где ты научился за чистопородными скакунами ухаживать и дрессуру освоил?
Благодаря подробному рассказу Уракбая об их мытарствах после сражения с Титаном, Кремону не составило особого труда варьировать своими обрывками воспоминаний с должной сноровкой, и правильно их соотносить с потребностями дня сегодняшнего. Тем более что он знал, что его считают бывшим десятником, а оставшееся от прежних превращений тело так и замерло на возрастной отметке ордынца, приближающегося к пожилому возрасту. То есть врать можно было что угодно, но и учитывать следовало, что скрывать свою ауру сейчас нечем и любой колдун постарается разобраться в правдивости его слов. А что считается самой выгодной правдой? Только та ложь, которая основана на реальных событиях.
Поэтому Невменяемый постарался улыбнуться с хорошо ощущаемой ностальгией:
— Когда я учился премудростям воинского искусства у одного знаменитого воина, он имел строптивого вороного красавца, которого никто не мог приручить. Уже продавать его собрались. Но мне удалось с ним подружиться, и долгое время он оставался моим личным другом, боевым товарищем. С тех пор я не боюсь даже сильно рассерженного, озлобленного коня, потому что понимаю его и всегда хочу помочь.
— Ладно, твой ответ меня вполне устраивает, — кивнул Ранек, поглядывая время от времени на последних удаляющихся зрителей. — Но вот когда и где ты пробовал волшебные плоды из Поднебесного сада?
— Я? — с самой откровенной искренностью изумился Кремон, который в самом деле ничего подобного и близко не мог вспомнить. — Да как-то вообще не приходилось их пробовать! С чего это ты взял?
— Как же! Если ты точно описал все, что есть в Сонном Мире. Ну-ка постарайся припомнить: огромная поляна с цветами, дуниты, которые трубят в свои хоботки, дунитки, которые доставляют море блаженства, и огромные, дающие много сладкого меда стручки…
По мере перечисления смутные образы замелькали в разгоряченном мозгу Кремона. В какой-то момент ему и в самом деле удалось запечатлеть странную, ни на что не похожую картину. Но как раз в этот момент резкая боль пронзила голову, он дернулся и упал в пропасть очередного небытия.
Внимательно наблюдавший за всеми отблесками ауры своего собеседника Ранек увидел, как тот дернулся, скривился на какой-то момент от боли, а потом… На колдуна вновь смотрели бессмысленные глаза полного идиота, а рот приоткрылся в глупой, неприятной улыбке.
— Э-эх! — с досадой воскликнул колдун, обращаясь к замершему рядом Уракбаю. — Кажется, я перестарался со сложными вопросами. Опять в дурачка превратился твой товарищ.
— А что хоть ответить успел?
— Что воинскому искусству обучался у знатного воина, датам и с лошадьми обращаться научился. А как попытался Сонный Мир вспомнить — тут его и заклинило. Но мне сдается, что именно у знатного воина он волшебные плоды и мог попробовать.
Уракбай промолчал о том, что у них в Кремневой Орде подобную роскошь могут позволить себе только Фаррати и его приближенные, зато подтвердил:
— Да, воин он просто великолепный!
И кратко пересказал обо всех подвигах своего сослуживца во время их пути к морю и о сражении с пиратами. Тут как раз и возница вернулся. Виновато разведя руками, он сообщил:
— Не догнал!
— Ну ладно, — пожал плечами Ранек. — Тогда сами будем экспериментировать. Если его и в самом деле можно чем-то вернуть в нормальное состояние, то я обязательно отыщу должную структуру. А сейчас складывайтесь — и срочно в банк. Не хватало нам только с такими деньгами по дорогам мотаться.
Собрались еще быстрей, чем раскладывались. И совершенно не скрываясь, а, наоборот, привлекая к себе внимание громкими окриками в сторону зазевавшихся прохожих и медтительных похасов, отправились в самый центр городка. На виду у многих обывателей Ранек вошел в отделение Менсалонийского банка с отягощенным мешком, а вышел с пустым, свернутым под мышкой. Лихо вскочил на козлы и дал команду Цаю:
— Давай, извозчик! Погоняй своих похасов! К ночи надо добраться до следующего городка, и уже там мы наедимся вволю.
— Да я-то погоняю, — послышалось ответное ворчание. — Но перекусить бы не помешало уже сейчас.
При упоминании о пище на лице бывшего десятника появилось некоторое осмысленное выражение, и он залопотал:
— Кушать? Заринат работал! Заринат хочет кушать! Главный комедиант повернулся внутрь повозки:
— Заринат, легенды о твоей прожорливости помогут нам заработать гораздо больше. Постараемся это использовать. А пока, Уракбай, доставай сухой паек и корми своего товарища. Потому как у него такие голодные глаза, что как бы на нас не бросился.
Вскоре с тыла послышалось такое аппетитное похрустывание вместе с приятными запахами, что и колдун с возницей потребовали порции для себя.
— Разве дотерпишь тут до вечера, — возмущался Цай, держа одной рукой вожжи, а второй внушительную краюху хлеба с толстенным куском мяса. — Хотя, конечно, горяченького похлебать было бы полезней.
На Королевском тракте царило оживленное движение. Но благодаря внушительной ширине ни заторов, ни досадных остановок не было. А перед наступлением сумерек вдали показались башни очередного городка. Тут и похасы затрусили гораздо веселее, без всякого пощелкивания кнутом. Да только не суждено было всем путникам эту ночь провести в удобстве постоялого двора.
Когда до первых домов оставалось не более одного километра, повозка резко съехала в сторону и остановилась возле одиноко замершего всадника. Ранек шустро спрыгнул с козел и о чем-то долго шептался с незнакомцем. Но память Уракбая и тут не подвела: он четко опознал одного из слуг герцогини и сразу всеми своими внутренностями почувствовал приближающиеся неурядицы. Не ошибся! Лишь только колдун вернулся на повозку, как та под управлением молчаливого Цая свернула с тракта на малоприметную проселочную дорогу и на полной скорости понеслась в сторону близко расположенных холмов. Причем возница на этот раз похасов не жалел, а настегивал их от всей души. Полтора часа такой бешеной скачки привели путников в весьма странное и неприятное место: глухое урочище между холмами, густо поросшее перекрученными стволами дубов и карликовых сосен. Причем даже в наступившей темноте отчетливо виднелись следы недавнего сражения: выжженные плеши огненных молний, поломанное и разбросанное оружие, лежащие прямо на земле, возле костров, раненые и несколько копошащихся вокруг них женщин.
