Лорен на миг растерялась.
– Я смотрю на тебя, и мне кажется, что все мои мечты могут сбыться. Но стоит напомнить себе, что это ты тот, кто сделал мне больно, как тяжело мне было преодолеть эту боль, сколько времени на это потребовалось, как я понимаю: второго раза не будет.
– А кто сказал, что во второй раз обязательно будет больно?
– А по-твоему, нет? Скажи честно, Шейн, ты готов ради этого изменить свои планы? Свою жизнь? – Его молчание было красноречивее всех слов. – Вот видишь.
– Да, но ведь теперь убежать собралась ты. Ты сама-то готова изменить свои планы?
– Нет, не готова. Думаю, нам нет смысла продолжать этот разговор, пока мы не знаем, как хотели бы его закончить.
Лорен вырвала руку и зашагала прочь. Тень Шейна следовала за ней по пятам до самого дома. Сам он больше не проронил ни слова. Она тоже. Лорен сказала себе, что так лучше для них обоих. Но она солгала. Ей хотелось гораздо большего.
21
Придя домой, Лорен уселась, скрестив ноги, на кровать Эбби и разложила перед собой фотографии из школьного архива. Она устала, но, несмотря на это, не могла уснуть. Она все еще не пришла в себя после признания Шейна. С трудом верилось, что он наконец нашел в себе силы это сделать. Он не только раскрыл ей себя, но и рассказал о своей семье. Одно необдуманное слово с ее стороны, и от благополучия Мюрреев не останется и следа. Но Шейн все равно пошел на этот риск.
Тогда почему ей так страшно сделать ответный шаг?
Какая-то часть ее «я» была слишком близка к ее самой заветной мечте, в то время как другая говорила, что глупо даже думать, что это признание означает, что Шейн ее любит.
Но главный вопрос заключался в другом: любит ли его она?
Теперь она знает его как взрослого мужчину, он ее – как взрослую женщину. За спиной у обоих жизненный опыт, у обоих новая жизнь, и при этом оба по-прежнему что-то значат друг для друга.
Возможно, так будет всегда. Кто знает, вдруг они, как Леонора и Томми, созданы друг для друга?
Судьбе Леоноры и Томми не было дано счастливого конца, но они не боялись к нему стремиться. Тогда почему она такая трусиха?
Лорен вздохнула и постаралась сосредоточиться на снимках. Последняя пачка была сделана во время вручения наград – в основном снимки неизвестных ей людей. Несколько последних были сделаны на улице, рядом со школой. Десертный стол и столпившиеся вокруг него школьники.
Лорен вытащила из пачки очередное фото, и у нее перехватило дыхание. Снимок был разорван, одна треть вообще отсутствовала. В оставшейся части был Тим Соренсен. Он стоял с краю толпы, кого-то обнимая за плечи. Лорен разглядела розовый свитер, девичье плечо – и, пожалуй, все. Тим смотрел на ту, кого он обнимал, и взгляд его был предельно серьезен.
У Лорен екнуло сердце. Неужели он смотрел на Эбби? Но это значит, что ее фотоаппарат взял в руки кто-то другой. Тогда кто разорвал фото пополам? Эбби, когда увидела, что на нем изображено, не желая, чтобы про их отношения узнали посторонние?
Розовый свитер показался Лорен знакомым. Не такой ли она на днях вытащила из шкафа и положила в мешок, чтобы потом отдать в благотворительную организацию? Она бросилась к мешкам и перерыла все до одного, пока не отыскала свитер. А когда отыскала, приподняла рукав и приложила его к фото.
Сердце ее тотчас оборвалось. Цвет совпадал один в один.
Швырнув свитер поверх мешка, она снова села на кровать. Мысли как бешеные крутились в голове. С другой стороны, что это доказывает? Похожий свитер мог быть у кого угодно. Как ей доказать, что на снимке именно Эбби? Однако внутренний голос подсказывал: да, это она.
Лорен покрутила головой, разминая затекшую шею. Уже поздно. Пора спать. Собрав оставшиеся фотографии, она засунула их в конверт, затем перевела взгляд на свою половину комнаты. Гора простыней и одеял, брошенная несколько дней назад, напомнила, что ей осталось преодолеть последнее препятствие и привести в порядок собственную постель.
При этой мысли Лорен поежилась. Впрочем, просто в комнате было зябко. Было слышно, как за окном завывает ветер, как ветви дерева царапают по оконному стеклу.
Эбби терпеть не могла эти ветки. В лунные ночи ей казалось, что дерево за их окном похоже на монстра с сотней рук.
Это просто дерево, напомнила себе Лорен. А Эбби лишил жизни не какой-то там воображаемый монстр, а конкретный человек, возможно, тот, кому она доверяла.
Почувствовав, что изрядно продрогла, Лорен подошла к допотопному обогревателю и, повернув ручку, дождалась, когда тот заработает. Впрочем, полагаться на этот чертов прибор бесполезно. Они с Эбби это знали и были готовы в любой момент схватить по второму одеялу.
Присев перед ним на корточки, она запустила руку между полосками передней панели – хотела проверить, поступает ли теплый воздух.
Тепла Лорен не почувствовала, зато заметила внутри что-то красное. Она прищурилась. Сердце бешено забилось в груди. Она потянула переднюю панель обогревателя, но та сидела прочно. Тогда Лорен потянула сильнее, и наконец панель отошла от стены. Отбросив ее в сторону, Лорен не поверила собственным глазам. Перед ней была красная обложка дневника Эбби.
По ее жилам тут же пронесся адреналин. Она нашла то, что хотела! Наверное, в тот последний вечер Эбби спрятала дневник в старом обогревателе.
Лорен было страшно открыть его. Неужели она наконец узнает правду?
Дрожащей рукой она вытащила дневник и, сев на пол рядом с кроватью, открыла первую страницу. Эбби никогда не впускала ее в свои тайные мысли. Имеет ли она право читать их сейчас?
Но если их не прочесть, сможет ли она помочь найти убийцу сестры? Не отдавать же полиции дневник, не зная, что в нем. Она обязана защитить свою сестру.
Записи в дневнике начинались примерно за семь месяцев до убийства. Лорен затаила дыхание. На ее счастье, первые записи оказались совсем не страшные – просто отрывочные мысли, приходившие в голову Эбби по тому или иному поводу. Сестра писала о своем желании стать океанологом, о рыбалке с отцом, о выскочившем на лбу прыщике.
Напряжение постепенно оставило Лорен. Читая дневник, она мысленным взором видела Эбби, слышала ее голос. Она уже было начала рисовать себе жизнь сестры как нечто темное и ужасное, но, к счастью, это оказалось не так. Это была самая обыкновенная жизнь. Немного скучная, но порой очень даже милая и приятная. Наткнувшись на строчки о себе, Лорен даже всплакнула: Эбби писала, что очень надеется, что Шейн ее не обижает. Ей и в голову не приходило, что младшая сестра переживает за нее. Задавшись целью забыть свою боль, она сама не заметила, как забыла буквально все, и вот теперь забытое вновь возвращалось к ней.
По мере приближения рокового дня тон дневника заметно изменился. Мысли Эбби стали сумбурными, исполненными тоски и метаний. Она постоянно писала о мальчике, которого звала просто Дж. Хотя многие люди в дневнике были обозначены инициалами, Лорен вскоре поняла, что этот «Дж» не кто иной, как Джейсон Марлоу.
