– Может, ты пошел в Китайский квартал увидеться с этой женщиной. Ведь не в первый раз. Мы оба знаем.
Дэвид снял очки для чтения, сидевшие на переносице, и положил на кровать.
– Нам обязательно сейчас это обсуждать?
– Пейдж знает, что у тебя есть внебрачная дочь. Этот чертов эксперт по безопасности, с которым она подружилась, перетряхнул всю нашу личную жизнь.
– Но ты же давно знала об Алисе, не так ли? – спросил он, устремив на жену усталые проницательные глаза.
– Я знаю все, Дэвид. – Она могла бы сесть в кресло рядом с кроватью. Но предпочитала стоять, чтобы казаться выше, а это значит – контролировать его, довлеть над ним.
– Почему ты ничего не говорила?
– Это было неважно, поскольку она оставалась в стороне.
– Что ты теперь собираешься делать?
– Заплатить, конечно.
– Конечно, – повторил он устало. – Не имеет значения, что она моя дочь.
– Разве ты вел себя как ее отец? Я так не думаю, – добавила Виктория, увидев, что задела его за живое. Она знала Дэвида слишком хорошо, может быть, лучше, чем он сам знал себя. Она знала его сильные и слабые стороны. Она изучила его страхи, границы смелости. Когда-то Дэвид тоже что-то знал о ней. Но забыл, или она изменилась, а может быть, то и другое.
– Алиса – юная девушка. Она не может доставить нам неприятности, – сказал Дэвид.
– Я не собираюсь становиться объектом сплетен.
– Не волнуйся, Вики, тебе достанется роль жены-мученицы, и ты станешь еще популярней.
Она не отозвалась на его резкий комментарий.
– Самое необременительное, к чему ты мог прибегнуть, это использовать предмет, контролирующий рождаемость, – прошипела она. – О чем ты думал? Куда подевался твой разум? Впрочем, неважно, я не хочу это знать. Но что я хочу знать совершенно определенно – есть ли еще у тебя дети, которые могут свалиться нам на голову?
– Нет, – коротко бросил Дэвид.
– Слава Господу. – Виктория подошла к окну. Она увидела привычный, прекрасно ухоженный газон, бассейн, беседку. Она успокоилась.
– Ты такая холодная, Виктория. Такая уверенная в себе, такая самодовольная. Я едва не умер, а ты способна думать только о своем имидже и репутации.
– Ты едва не умер, потому что отправился к ней, – бросила она в отчаянии. Виктория повернулась к нему и, не мигая, смотрела на мужа. – Как ты думаешь, что я почувствовала, когда узнала, что тебя чуть не убили в двух кварталах от ее квартиры? Знаешь, о чем меня расспрашивала пресса всю неделю? «Куда шел ваш муж? Что он делал в Китайском квартале?» Мне повезло, я успела прикрыть твою связь. К счастью, наш хороший друг, начальник полиции, заверил репортеров, что визит полиции в квартиру Жасмин не имеет отношения к нападению на тебя.
– Ты имеешь в виду своего хорошего друга, не так ли? Я не единственный, кто заводит друзей в неожиданных местах. Но знаешь, если ты берешь девушку из трущоб, то никогда не сможешь вытащить трущобу из нее.
– Как ты смеешь! – взвилась Виктория при намеке на ее прошлое.
– Как ты смеешь? – повторил Дэвид. – Ты не сказала мне доброго, теплого слова со дня похорон Элизабет. Ты решила обвинить меня в ее смерти. Я виноват, что она заболела раком. Я виноват, что врачи не смогли спасти ее. Я кругом виноват.
– Да, так все и было, – прошипела Виктория. – Это целиком твоя вина. Мне сообщили диагноз, а тебя не было в городе. Ты не повез Элизабет к специалистам в Европу, потому что она умоляла оставить ее дома и ты уступил. Может быть, там могли бы ее спасти.
– А может быть, там она мучилась бы сильнее. Она умирала, Виктория. Ты знала это, и я знал. И никто из нас не мог удержать ее в этом мире, даже ты, суперженщина. И уж, конечно, не я, потому что в твоих глазах я никогда не был способен на что-то стоящее. Разве что жениться на тебе. Я получил это право, не так ли? Тебе не я был нужен. Ты хотела мое имя, мой дом, мой бизнес, моих родителей. Но хотела ли ты когда-нибудь меня? Скажи правду, хоть раз в жизни.
Глядя в глаза Дэвида, требующие ответа, Виктория спрашивала себя: хотела ли она его? В свое время она изучила о нем все, что только можно, убедилась, что игра стоит свеч. Она выяснила, что ему нравится, что не нравится, его амбиции, страхи. Она сотворила из себя идеальную жену. И не собиралась извиняться за это. Она была хорошей женой. Она родила ему детей, управляла его домом, взяла на себя управление компанией, сделала его жизнь простой и комфортной.
– Тебе было хорошо, Дэвид. Тебе не на что жаловаться. Ты имел все, что тебе нужно.
– Кроме любви.
Она покачала головой, вспоминая те же самые слова, произносимые ее бедной, пьяной матерью.
– Что такое любовь вообще? Она не оплачивает твои счета. Она не ведет тебя по жизни. Она не избавляет от проблем. – Виктория отошла от его кровати. – Ты еще не понял это?
– Я понял, что не могу зависеть от тебя, за исключением основы нашей совместной жизни. Как насчет дружбы? Партнерства? Заботы? Доброты?
– Это то, что она дает тебе?
– Она это сделала в свое время.
Его взгляд был ясным и прямым. Виктория почувствовала себя неловко, но она не из тех, кто признает свою неправоту. Не прав он. Так почему же она чувствует себя так, будто обязана объяснить или оправдать свои действия?
– Не сваливай все на меня.
– Разве я это делаю? – удивился Дэвид.
– Я никогда не обманывала тебя. Никогда не изменяла тебе.
– Ты никогда никого не хотела. Ты испытывала страсть, верно. Но объект твоей страсти – семейный бизнес. Вот почему ты не обманывала меня. Вовсе не из верности. Тебе до отчаяния нужно было удержать свой статус. Вот она, твоя истинная любовь. Единственная.
– Неправда, – возразила Виктория, ее голос заметно дрожал, как ни старалась она сдержаться. – Я люблю Пейдж. Я любила Элизабет. И одно время я даже любила тебя, черт возьми. Ты это хочешь услышать? Ну, так вот. Когда мы поженились, я считала себя самой счастливой девушкой в мире. Ты был всем, о чем я мечтала, – добрый, страстный и очаровательный. Но потом, в трудные дни нашей жизни, я поняла, что не могу рассчитывать на тебя. Ты прав, не хочу, чем просто человека, который появляется и исчезает каждые несколько недель, чье сердце прикипело к другому континенту. Если я холодна, то из-за проклятого холода в нашей постели.
– Ты закрывала передо мной дверь своей спальни, – напомнил Дэвид. – В тот день, когда умерла Элизабет, ты отвернулась от меня. И потом всю неделю ты каждый вечер шла в свою комнату одна, и каждое утро, когда ты выходила, ты все больше отдалялась от меня. Похожее происходило с моим отцом. Когда мои мать и сестра погибли в автокатастрофе, он отвернулся от меня. Он не мог любить меня, потому что я выжил. Точно так же и ты не могла меня любить, потому что Элизабет ушла, а я все еще здесь.
