Здесь, перед огромным камином, в котором с треском горели большие поленья, стоял кожаный диван, а над каминной полкой висела картина, написанная маслом, – «Суд Париса». Этот сюжет всегда привлекал внимание живописцев, но на этом полотне, – подумала Пандия, – все три богини одинаково прекрасны, а Парис выглядит сильнее, мускулистее и мужественнее, чем обычно.
Лорд Сильвестер проследил за ее взглядом:
– Но вы, конечно, понимаете, что никто из небожительниц не может сравниться с вами, включая и Афродиту?
– Вы поощряете мое тщеславие, но, прошу прощения, я сейчас недостаточно восприимчива к комплиментам, поскольку очень расстроена из-за того, что не имею возможности вернуться в Лондон, как собиралась.
– А кто в Лондоне вас ожидает?
– Только слуги, которые, я думаю, сейчас ломают голову над тем, что́ могло со мной приключиться.
– И вы думаете, что я вам поверю?
– Не понимаю, какое может иметь значение, верите вы мне или нет? – огрызнулась Пандия.
Она села на диван, а он рядом с ней.
– Это забавный ответ, ведь меня касается все, что касается вас, и не притворяйтесь, что вы этого не понимаете!
Он сидел очень близко, и она живо ощущала эту близость, отчаянно смущалась, отчего и не нашла, что ему вовремя ответить, и вместо этого устремила пристальный взгляд на огонь.
– А я вам хотел сказать очень и очень многое, – вдруг прервал себя лорд Сильвестер, – но теперь все это кажется таким незначительным… Могу думать лишь о том, что вы рядом и можно смотреть на вас и сознавать, что это все происходит наяву.
Пандия взглянула на него, но сразу же отвела взгляд.
– Когда мы… приехали, – сказала она неуверенным, колеблющимся тоном, – вы как раз собирались рассказать мне о заграничных путешествиях.
– Ну, для этого будет еще достаточно времени после, – возразил лорд Сильвестер. – Теперь же я могу думать лишь о том, что вы самая прекрасная женщина, и я даже не представлял раньше, что подобная красота может существовать в нашем мире! А когда мы были с вами в церкви, у меня возникло вдруг ощущение, будто я поднялся на вершину Гималаев и там увидел вас, ожидающую нашей встречи.
Его слова опять оказали на Пандию странное воздействие. По ее телу прошла мелкая дрожь, а щеки, напротив, покрылись ярким румянцем.
– Пожалуйста, вам не следует… не надо говорить со мной вот так – будьте же разумны…
– А что такое «быть разумным»? – рассмеялся лорд Сильвестер. – Говорить о погоде и урожаях или все-таки о нас с вами? Ведь вы же понимаете, и очень хорошо, что для нас сейчас невозможны никакие другие темы!
– Но вы не должны – вам не следует, – попыталась опять возразить Пандия.
– О моя дорогая, – тихо и довольно нежно проговорил он, – как вы милы и как странно себя ведете, совсем не так, как я воображал. Когда я смотрю на вас, меня изумляет ваша красота! Когда я вас слушаю, то не знаю, что и думать: мне известно, кто вы есть, но в вас чувствуется неведение юной девушки, которая только-только ступила на порог светской жизни и ей еще ничего не известно о том, что такое Общество, и она взирает на все происходящее удивленным и неопытным взором!
Пандия затаила дыхание, а лорд Сильвестер, словно размышляя вслух, продолжил:
– Наверное, это происходит потому, что вы жительница двух миров – и модного, житейски умудренного, в котором вы, как я слышал, блистаете, и – того, который является местом моего обитания и к которому принадлежал ваш отец.
– То есть к тому, который меня интересует? Но тогда… пожалуйста… расскажите о нем побольше, мне так хотелось бы знать, на случай, если… не представится возможности снова побеседовать с вами. – Как только слова повисли в воздухе, Пандия остро почувствовала, как важно все, что он сейчас ей скажет, и как потом, когда она вернется в свой старенький деревенский дом, светская жизнь перестанет для нее существовать и будет вспоминаться именно по этим волнующим разговорам.
– Я охотно обсужу с вами все интересующие вас темы, но вынужден заранее предостеречь от ошибочного мнения, будто этот наш разговор первый и последний. Нет, он лишь первый из многих последующих. Мне стольким необходимо с вами поделиться! Поговорить о том, что будет понятно лишь вам одной…
– Но… почему же вы так думаете?
– Потому что до этого момента я был совершенно одинок. Я наслаждался жизнью, она мне нравилась, словно очередное, пусть и очень значительное, приключение, но не было никого, кому я был бы интересен сам по себе, с кем можно было бы поделиться своими наблюдениями и открытиями, с кем можно было бы разделить восторг и восхищение, когда, например, удается обнаружить нечто скрытое от глаз людских или забытое на протяжении многих лет.
– Но почему вы полагаете, что я все это… пойму?
Вместо ответа лорд Сильвестер взял руку Пандии и сжал ее в ладонях. И тут девушка снова почувствовала себя так, будто ее пронзила молния.
Очевидно, лорд испытал то же самое:
– Кто-нибудь раньше вызывал у вас такое ощущение?
Не дождавшись ответа, он мягко продолжил:
– Но я чувствую то же самое, что и вы, и совершенно уверен – такой встречи больше никогда в моей жизни не случится.
Взволнованная Пандия отняла руку:
– Но я все еще жду, когда вы расскажете об Индии. Это самое последнее из ваших путешествий?
Вняв просьбе оробевшей гостьи, он принялся очень тихим и доверительным тоном рассказывать о прекрасной старинной живописи в Раджпути и древних рукописях, которые он там нашел, и как перевел поэмы удивительной красоты, поражавшие всех, кому он потом их читал.
– Переводы этих поэм содержатся в вашей новой книге?
– Нет, там только часть. Остальные я опубликую в другой книге, которую тоже хотелось бы опубликовать как можно скорее. А еще эти поэмы будут упомянуты в работе, с которой вы мне поможете!
– Но каким же образом? Я ведь в Индии никогда не бывала!
– Но эта книга будет включать и древнегреческие источники: у меня есть несколько старинных пергаментов, которые лишь недавно были обнаружены в забытом храме и которые я еще не переводил.
– Ах, если бы папа был сейчас жив! – воскликнула Пандия, судорожно сжав ладони.
– Да, я бы тоже очень этого желал. Уж тогда я определенно бы попросил его о помощи. Однако мне кажется, что вы способны помочь мне так же эффективно, как и он.
У Пандии едва не вырвалось, что это будет просто замечательно – помогать ему в работе, – но она тут же вспомнила, что никогда больше с ним не увидится.
Разговор, однако, продолжался, и Пандия, не сумев справиться с любопытством, задавала вопрос за вопросом, и лишь когда вошел дворецкий, чтобы опустить занавеси, Пандия поняла, что настало время чаепития. И тут же ей пришла в голову тревожная мысль, что уже больше двух часов она находится наедине с мужчиной, чего прежде никогда не бывало и, по идее, считалось не совсем приличным.
