Я удивлялась его заботливости, но думала – спасибо хоть за это.
Только потом, сопоставляя факты и выяснив, что препарата под таким названием не существует, я стала подозревать, что, возможно, чай-то был непростой.
15 января Катя не ночевала дома. Дети стали избегать дома. Машутка была в школе. Катя открыла дверь и вошла, я поднялась к ней, понимая, что со мной происходит что-то не то, поцеловала ее и медленно пошла в спальню.
Мыслей уже не было. Я пристально смотрела на щель в незакрытом окне на лоджии. Быстро побежала к ней, и – все удивлялись как – я пролезла в щель шириной не более 10 см. Забралась на подоконник и долго смотрела в голубое-голубое небо, я говорила мысленно: «Господи, прости меня», – и выпрыгнула. Я помню электрические провода и столбы, которые были далеко внизу… и все. Темнота.
4. Где я?
Открыв глаза, я увидела свежевспаханное поле, пахло землей, больно дышать, шевелиться не могу. Не могу понять, где я и кто я. И была ли я вообще когда-то где-то.
Кто-то наклонился надо мной, я силилась вспомнить лицо, но не могла узнать. По рассказам матери, я четко отвечала на вопросы и как будто узнала всех. Но это, судя по всему, работало мое подсознание.
Мать обнаружила мое отсутствие не сразу. Пошла в спальню и увидела приоткрытую дверь на лоджию. Она закричала: «Лена за окном, она разбилась. Ну что, Ген, твоя мечта осуществилась, добился, чего хотел!» Мать смотрела на мое тело, из моего рта и носа тонкой струйкой текла кровь.
Геннадий бросился к дочери и стал орать: «Все из-за тебя».
Как трус себя ведет в экстремальной ситуации? Он хочет быть оправдан. Боялся, наверное, тюрьмы, ведь за доведение до суицида существует статья Уголовного кодекса. Катя закричала: «Бабушка, мне нечем дышать!» И стала терять сознание. Бабушка стала откачивать Катю.
«Муж» с криком дьявола несся вниз.
«Скорую» мне вызвали школьники, которые шли на занятие. Со «скорой» им сказали не отходить от меня. Они так и стояли рядом, пока не приехали врачи. Низкий поклон этим мальчишкам, которые не растерялись, не сбежали, а поступили как взрослые. Когда Кате стало лучше, они сбежали вниз ко мне, но я их не узнала.
В это самое время моя младшая дочь Мария, сидевшая на уроке геометрии, почувствовала беду. Выбежав из класса, она стала звонить домой, крича в трубку: «Что, что случилось с мамой? Я чувствую, что-то случилось!» Она страшно рыдала в трубку. Ей ответили, что мама выбросилась из окна.
Несчастный ребенок, громко рыдая, сидел на окне, не зная, что делать дальше, как помочь маме, как жить…
Ну и кто из ученых даст ответ, какие волны, какие импульсы достигли души ребенка, находящегося на приличном расстоянии от мамы, какая струна лопнула в душе?
Малышка сидела один на один со своим горем. Мамочка, милая мама, кто же может быть дороже и кто может заменить ее? Нет другого человека.
Погрузив в карету «скорой помощи», подключив капельницу, меня повезли, я погрузилась во мрак небытия. Сквозь тьму я услышала крик врача: «Срочно остановите машину, падает давление, она умирает». Я почувствовала, как кто-то стал поворачивать мою голову. Она бессильно упала набок. Укол в сонную артерию.
Я никак не могла понять, почему ночь. Я никого не видела, лишь когда низко наклонялись, в маленьком окошечке зрения я видела лица.
Видела землистое лицо мужа. Мать заставила его ехать со мной, он пытался чем-то умыть меня. Дикая боль в спине и грудной клетке, когда перекладывали для рентгеновского обследования, погрузила меня в бессознательное состояние.
Очнулась, когда мне делали УЗИ брюшной полости на предмет кровотечения. Врач спросила меня: «Зачем ты это сделала?» – «Он убил нас. Я не знала, что делать». – «Ты дура, мужиков что дерьма, а жизнь одна. Шлюху порадовать решила. Нельзя такие подарки дарить распутницам. Если помрешь, что очень вероятно, приедет хозяйничать в твоем доме, порядки устанавливать, бедные твои детки».
Но я плохо осознавала то, что мне говорили. Мне было все равно. Эмоции покинули меня.
«Компрессионный перелом позвоночника и 12 ребер. Если не умрет от кровотечения, то ей предстоит сложнейшая операция».
Помню, как в реанимации ножницами срезали с меня красивое белье, им даже жалко было. Но я прошептала: «Режьте».
Слышала, как муж визжал: «Она пила таблетки!» Подлец, боялся за свою шкуру.
Я собралась с силами и прошептала: «Какой же ты мерзавец!» Он думал, что я не слышу.
В реанимации я немного пришла в себя и поняла, что ноги меня не слушаются.
Сколько я пролежала, не помню, все перемешалось.
Помню, как увезли молоденького мальчика, он умер, не приходя в сознание.
Через несколько дней меня перевели в нейрохирургическое отделение. Мне каждую ночь снился один и тот же сон. Главный герой – мой муж, который пытался украсть детей и продать их на трансплантацию. Я осознавала свою беспомощность, я могла только кричать и звать людей на помощь. Я не могла заснуть, я не хотела видеть этот кошмар.
Вот тут-то я осознала ужас обездвиженности и беспомощности и полнейшую глупость и бессмысленность содеянного. Какое счастье ходить и хотя бы физически сопротивляться злу! Я теперь уже никак не могла защитить детей.
Началось настоящее противостояние несовершеннолетних детей и отца, погрязшего в пучине разврата, называемой «любовная идиллия». Он решал вопрос с любимой, как быть с квартирой после того, как я скончаюсь.
Я позвонила его матери, чтобы она приехала поддержать внучек психологически и присмотреть за ними. Они боялись находиться одни в квартире.
Моя мама не отходила от меня ни на минуту, ни на шаг, поила меня с ложечки, ворочала на простынях, чтобы не было пролежней. Я вспоминала счастливые моменты, когда я могла пойти в туалет, а не писать в памперсы. Вот, дорогие мои, счастье-то оно в элементарном: когда ты ходишь, видишь, можешь посмотреть в окно, вымыть голову, почистить картошку на ужин, погладить по голове ребенка, полить цветок. Вот вам ответ на все вопросы. Счастье, когда ты можешь сделать что-то для других и для себя.
Его мама не приехала, сославшись на нездоровье, а как выяснилось позже, сынок приказал не вмешиваться в разборки. И это было ее ошибкой. Детей бросили все. Они не знали, как быть и что делать.
Катю, девочку смышленую, заинтересовали мои галлюцинации, она знала о существовании записки, в которой указывалось название препарата кайфоран. Она допускала мысль, что наш папа подсыпал какой-то психотропный препарат, который может привести человека, особенно находящегося в состоянии депрессии, к суициду. И она нашла такое вещество, только носило оно другое название, совсем иное, и люди, имеющие доступ к лекарствам, могут его достать. А тут в руках целая фирма, которая является перекупщиком препаратов. Я не могу утверждать, что это хорошо спланированная программа моего уничтожения. Но и исключить эту версию не могу. Тем более постоянное изъятие супругом документов на мою квартиру, в то время она была еще не приватизирована. Дети несовершеннолетние, так что они с подругой полные хозяева.
