– Извини, со жратвой туго, – сказала я. – Лень было в магазин идти. Ягод по дороге у бабулек купила…
– С завтраком у меня проблем нет. Подают в постель.
– Везет.
– Точно. Но и от везения иногда устаешь. Чего от Джокера сбежала?
– Я не сбежала, интеллигентно ушла, поблагодарив за гостеприимство. Мои вещи все еще живут у него, может, и я вернусь. Что случилось? – задала я вопрос, имея в виду Надю.
– Хрен поймешь. Стас позвонил Джокеру среди ночи, вопил, что кто-то проник в дом. Или пытался. Кто-то что-то слышал, особо возбужденные граждане даже что-то видели, но толком объяснить не могли. Девчонка позвонила мне в семь и сказала, что все нормально, а семейка Стаса просто неврастеники. Я склонен согласиться. Сейчас на месте разберемся.
Оставив Вадима в кухне, я прошла в гардеробную, хотела надеть сарафан, но в конце концов решила, что для дачи больше подойдут шорты и майка.
– Купальник возьми, – сказал Вадим, когда я вернулась. – На обратной дороге искупаемся.
Дача, которую снимали Вербицкие, оказалась в центре села, но на отшибе. На первый взгляд одно другому противоречит, но в данном случае все было просто: за площадью, где располагались магазин, поселковый совет и автобусная остановка, проложили еще одну улицу, отдав участки под застройку, но пока построить успели лишь один дом. Бревенчатый, с двумя симпатичными балконами на фасаде, он был огорожен невысоким забором, вдоль которого росли туи.
О своем прибытии мы сообщили заранее, Стас ждал нас возле распахнутых ворот, мы въехали на территорию и поставили джип рядом с машинами Вербицких. Синий «Мини-Купер», должно быть, принадлежал Эмме.
– Наденька спит, – сообщил нам Стас. – Остальные на веранде пьют чай.
«Остальные», это, надо полагать, Эмма и ее дочь Инна. Вместе со Стасом мы обошли дом и поднялись на веранду, где две женщины пили чай в гробовом молчании. При виде нас Эмма вытянулась в струнку, вскинув голову.
– Приветствую, – буркнул Вадим, плюхаясь на диван из искусственного ротанга, предварительно проверив его рукой на прочность.
Я села рядом с ним, Стас занял свободное кресло. Эмма метнула возмущенный взгляд, думаю, ей не понравились «вольные» манеры Вадима и наши еще более вольные наряды. Но свои порывы она решила сдерживать, только подбородок задрала выше.
– Рассказывайте, – обмахиваясь журналом, подобранным с пола, предложил Вадим.
– Я не потерплю такой тон, – рявкнула Эмма, точно плюнула.
– Мама, – прошипел Стас, а Вадим добродушно предложил:
– Вы б поберегли нервы на такой жаре… Слушаем вас очень внимательно.
– Наде мы отвели комнату на втором этаже, с балконом. Он выходит на ту сторону. Мама предпочла спать внизу, а я и Инна заняли комнаты напротив Надиной. Ночью маму разбудили то ли чьи-то шаги, то ли просто шорох. Она спит очень чутко, а здесь в сельской местности звуки разносятся далеко… Сначала она решила, что…
– Дай я сама расскажу… – нетерпеливо вмешалась Эмма. – Мой сын прав. Я сплю чутко, и я определенно слышала шаги. Определенно. Выглянула в окно, но было так темно… Господи, как люди могут жить в деревне, тут даже фонарей нет.
– Фонари есть, мама…
– Не перебивай меня… Я легла. Все было тихо. А потом… кто-то полз по стене. И не надо на меня так смотреть. Сначала я подумала, у меня просто мигрень разыгралась от этой деревенской идиллии. Я даже попыталась уснуть, но… Я пошла в кухню выпить таблетку и вновь услышала странные звуки. Как будто кто-то очень тихо разговаривал. Я поднялась до середины лестницы, прислушалась и все не могла понять, в самом деле говорят или нет? А потом до меня донеслись приглушенные рыдания. Я поняла, что Наденька… бедный ребенок… Я бросилась к ее комнате и постучала. Рыдания стихли. Но мне она не открыла. Я вернулась к себе, решив, что утром поговорю с ней. Не надо прятать от нас свою боль. Наде пока лучше жить с Инной в одной комнате, Инна такая душевная, она…
– Мама, – позвал Стас.
– Хорошо, я продолжаю… Я вернулась к себе и все прислушивалась. Уверена, Надя не спала и продолжала плакать, по крайней мере я слышала звуки… и пошла к сыну. Возможно, он смог бы ее успокоить. Сына пришлось будить, к тому моменту, когда он наконец понял, что от него хотят, в комнате все стихло. Но я настояла на том, что к Наде надо заглянуть. Дружеское участие – это так важно. Сын пошел к ней, а я спустилась вниз, но не сразу легла в постель. Подошла к окну, хотела его приоткрыть из-за духоты и… я совершенно определенно видела мужчину. Он бежал от дома к забору. Я так растерялась, что в первое мгновение остолбенела. А потом бросилась наверх, меня терзали самые худшие подозрения. Сын стоял под дверью, Надя не открывала и не произнесла ни слова. Я уже намеревалась выбить дверь, и тут эта глупышка наконец открыла. Она выглядела ужасно, вся в слезах, но, слава богу, была жива. Я собиралась вызвать полицию, однако Стас запретил, подозреваю, он считает, что мужчина мне привиделся…
– Вам бы лучше спать по ночам, – услышали мы голос Нади, я повернулась и увидела, что она стоит в дверях, скрестив руки на груди. Волосы растрепаны, лицо помято. На ней была пижама с детским рисунком – мишка Тедди, выглядела она совсем юной, но отнюдь не беззащитной. Эмма девчонку успела достать, потому что она добавила зло: – Бродите по всему дому, подслушиваете…
По лицу Эммы прошла судорога, уверена, ей стоило большого труда сдержаться, но она тут же засюсюкала:
– Мы беспокоимся за тебя, милая. Вся наша семья… что значит мое здоровье, когда речь идет о твоей безопасности. Я готова и впредь не спать по ночам…
– Только меня в покое оставьте. Сначала одна в дверь ломится, потом другой. Ночью люди должны спать, вы об этом не знали?
– Выпей чаю, – сказала Эмма, вскакивая со своего места и хватаясь за заварочный чайник.
Не обращая на нее внимания, Надя подошла к Вадиму и сказала:
– Привет. – И демонстративно поцеловала его в щеку.
– Привет, – ответил он и скроил сердитую физиономию. – Рассказывай, кто у вас тут по ночам разгуливает?
– Вот она, – кивнула в сторону Эммы девчонка. – Сама не спит и другим не дает. – Раздражение в Наде все росло, должно быть, ночное приключение на нее здорово подействовало, я чувствовала ее сомнения, беспокойство, саднящую тоску, но раздражение, пожалуй, перевешивало.
Эмма вдруг разом стала сосредоточением всех бед, как это часто бывает у подростков. Из подросткового возраста Надя уже вышла, но в эмоциональном плане мало чем от них отличалась. Такое не редкость в семьях вроде лотмановской, где один человек все решает, а остальные вынуждены безропотно подчиняться. Теперь все оказалось с точностью до наоборот, Надя не желала никому подчиняться и готова была все оспаривать. Может, Стас в конце концов и получит ее деньги, но Эмме точно ничего не светит, будущая сноха ее уже на дух не переносит. На мгновение Эмму стало жаль, но тут она вновь защебетала-захлопотала, и я подумала: поделом.
