— Опаздывает. Сильно.
— Чтобы, как придёт, быстро ко мне, — комиссар и сам удивился, что его голос прозвучал так раздражённо.
— Хорошо, герр Ланн.
Захлопнув дверь своего кабинета, Рихард первым делом начал просматривать свежие сводки. Красная Гроза… имя не давало ему покоя со вчерашнего дня. Каким образом он мог попасть в их город… произошло это или ещё только произойдёт? Ведь не так просто пересечь границу незамеченным, но если этот незнакомец действительно хорош…
— Доброе утро, герр Ланн.
Карл стоял в дверном проёме — собранный, аккуратный, с безукоризненно расчёсанными волосами… И отчего-то Ланн опять почувствовал раздражение.
— Закрой дверь, — резче, чем сам того хотел, велел он.
Молодой человек подчинился и приблизился. Рихард не сводил с него глаз и вдруг заметил на скуле уже успевший потемнеть синяк.
— Так… — произнёс тихо и довольно угрожающе, с удовлетворением видя в глубине глаз страх. — И чем же ты занимался ночью? Откуда это?
Ларкрайт сразу понял, о чём именно его спросили, и пожал плечами:
— Ударился о дверь в вагоне.
И даже взгляда не отвёл. Рихард усмехнулся. Вновь не без удивления поймал себя на странной мысли: «готов поверить». И ненадолго сделает вид, что поверит. В конце концов… это его собственная вина, что инспектор ему не доверяет, он привык к этому. Почему же тогда ему сейчас стало вдруг так погано от этого ровного тона и ясных глаз?
— Жаль… — протянул медленно, поднимаясь из-за стола и идя навстречу.
У Ларкрайта был усталый вид, будто ночью он спал очень плохо, а может быть, вообще не спал. Теперь Рихард увидел и поджившую рану на губе, и сбитые костяшки пальцев. Карл не шевелился, позволяя комиссару так беззастенчиво себя рассматривать. Ланн обошёл инспектора по кругу и, подойдя вплотную, остановился. Коснулся рукой подбородка, разглядывая синяк.
— Что случилось?
Почувствовал, как Карл вздрогнул, и сжал его плечо:
— Ну? Я ни за что не поверю, что потом ты бил дверь ещё и кулаками.
Ответом было упрямое молчание. Но Рихард готов был подождать ещё немного. Карл сдался:
— Я… вступился за одного из крысят.
— И за кого же? — вкрадчиво полюбопытствовал комиссар, по-прежнему не давая опустить глаза.
— Я… не знаю, он очень быстро сбежал, как только я появился и отвлёк их внимание.
— Их… кто эти они?
— Коты.
Ланн разжал руку и отступил. Ответ был ожидаемым, но слишком неприятным, даже для такого мерзкого дня, как этот.
— Какого чёрта… — Рихард развернулся к столу и взял сигареты.
— Они вернулись несколько дней назад, и… по всей вероятности они на кого-то работают. Охотятся за «крысятами».
Ларкрайт мог этого и не произносить. Разговор с доктором Леонгардом по-прежнему был очень свеж в памяти комиссара. Вот только никаких мер на случай, если учёный вот так просто объявит новую охоту на детей, Ланн не предусмотрел. И сейчас единственной пришедшей ему в голову мыслью было пойти и всё-таки пристрелить этого чёртова ублюдка. Но, разумеется, так он поступить не мог. Уже через несколько минут в голове комиссара возникло другое, более разумное, решение.
Маленькая Разбойница
[Восточная Железнодорожная Колея. 09:55]
— Ну и кто виноват в том, что меня чуть не убили? Алан, какого чёрта?
Я была слишком зла, чтобы понижать голос, и сама слышала его будто со стороны — дребезжащий, визгливый голосок маленькой девочки, от которого светловолосый горе-изобретатель лишь сильнее вжимался в стенку вагона, словно побитая собака.
— Я искал тебя, Вэрди! Но…
— Но прежде, чем возвращаться в логово, ты решил заглянуть на ту самую свалку, верно? — я сделала шаг навстречу, мимолётно оглянувшись: вокруг нас постепенно собиралась толпа детей, даже Маара таращилась на нас бессмысленным взглядом. — Что ещё тебе там надо?
Он лишь отвёл глаза, понимая, что пятиться ему больше некуда.
— Так не поступают, Алан! — голоса я больше не повышала, но уже оттого, что я вообще заговорила, Ал сжал кулаки. — Меня могли убить и убили бы, если бы…
Тут я осеклась. Я не была уверена, что всем им стоило знать, с кем я провела вечер и ночь. Мы старались, как можно реже «светиться» перед полицейскими… и в это правило уж точно входил запрет на то, чтобы ночевать в доме полицейского, а утром готовить ему завтрак. И самое скверное — то, что придумала эти правила я.
— Да, кстати, Вэрди… — Ал наконец посмотрел на меня. — А где ты была всё это время?
Остальные смотрели с таким же любопытством. Я ощутила, что краснею. Конечно, я была лидером и не обязана была отчитываться, но всё же…
— Коты гоняли меня по всему городу, когда я пошла тебя искать! — гордо вздёрнув подбородок, я окинула банду взглядом. — Они вернулись.
Эти слова прозвучали как неожиданный рёв полицейской сирены: все подскочили и загомонили одновременно. Кажется, всех охватила самая настоящая паника. У нас почти не было детей, которые не знали бы Джину и Леона. Видя ужас в их глазах, я испытывала какое-то мерзкое удовлетворение. Так им и надо. Я отступила от Алана и прошлась немного по увядшей траве:
— Так что советую быть поосторожнее. И ещё раз напоминаю… — я взглянула на Ала через плечо, — что мы НЕ воруем без моего приказа. Следующий вор будет изгнан из логова навсегда. И следующий, кто захочет выйти в город, должен сначала спросить моего разрешения. Иначе наказание то же. Все всё поняли?
Ответом был нестройный гул:
— Да, Вэрди.
Я опустила голову, переводя дух. Мне стало немного легче. Ровно до того момента, пока я не вспомнила утренний разговор с Карлом Ларкрайтом. То, что он предложил мне, и от чего я так холодно отказалась, именно сейчас вдруг показалось очень желанным… я могла уйти из этого покорёженного поезда навсегда. Не голодать, не мёрзнуть и, самое главное, не отвечать ни за кого, кроме себя. Я ведь не лидер. Совсем не лидер. Чувствуя, как к глазам подступили слёзы, я закусила губу и тихо спросила:
— Где Карвен?
Ответом было молчание. Потом Ал нерешительно указал в сторону первого вагона:
— У костра. Сегодня её очередь готовить.
Он, кажется, боялся говорить со мной. Так же, как я боялась поднять голову, чтобы он не увидел моих слёз. И всё же я с усилием улыбнулась:
— Спасибо, Алан. Я немного помогу ей. А после обеда ты покажешь мне, во что превратилось то изобретение. Ты ведь доработал его? Не просто же так ты сидел на заднице вместо того, чтобы действительно искать меня?
В глазах зажёгся робкий огонёк надежды:
