Ответом было молчание. К Робину подошёл Ал и встал рядом. Он молчал. И я с досадой бросила ему:
— Там Карвен… потеряла сознание. Она может простудиться, если останется лежать на холодной земле.
Алан сказал что-то двоим мальчишкам, и они отделились от общей группки. А я снова склонилась над спасённым лётчиком. Сейчас, даже в вечерней полутьме, я видела его лицо — смугловатое, с прямым носом. Светлые волосы падали на лоб, губы были плотно сжаты. Наверно, ему было лет тридцать, может, чуть меньше. Он показался мне очень красивым. Может, из-за этих блестящих пилотских очков на шлеме…
Протянув руку, я убрала с его лица волосы и неожиданно незнакомец открыл глаза. Он взглянул на меня — без малейшего удивления. Слабо улыбнулся:
— Привет, принцесса…
Смущённая, я огляделась. И только тут поняла, что обращается он всё же ко мне. Банда молчала, никто не подходил ближе. Даже Алан.
Все они теперь смотрели не на нас, а на погружающийся в воду самолёт. И я могла спокойно смотреть на незнакомца.
— Как тебя зовут? — тихо спросила я.
Он попытался приподнять голову и снова со стоном откинулся назад. Нахмурившись, ответил:
— Я… я не помню.
— Тогда… — я успокаивающе провела пальцами по его щеке. — Я пока буду звать тебя Скай. Хорошо?
Снова губы тронула лёгкая улыбка:
— Это хорошее имя… А кто ты?
— Я Вэрди. Не принцесса. Разбойница.
— Спасибо, — он прикрыл глаза. Светло-серые.
И я наконец очнулась. Алан внимательно смотрел на меня. Почему-то через свои чёртовы очки. Сняв их, тихо сказал:
— Бело-розовая нить. От твоей груди к его. Только что появилась.
Я ещё не знала, что это значит. Но я отвела взгляд:
— Прекрасно. А теперь помогите мне его перенести.
Часть между частями
1. Загадочная
С того дня, когда всё изменилось, прошло уже четырнадцать лет. Четырнадцать лет она красит губы сдержанной и взрослой помадой шоколадного оттенка. Четырнадцать лет подводит глаза, надеясь спрятать их испуганное выражение, а ресницы красит так, чтобы они казались непомерно длинными. Четырнадцать лет вместо привычных цветных курток носит дорогие шубки из меха… норковые, лисьи. Четырнадцать лет её ноги ноют от каблуков, а спину жжёт от завистливых взглядов женщин, мимо которых она проходит, чтобы сесть в белоснежный лимузин. «Сколько этой девушке?» Вопрос она всегда читает в глазах прохожих. Так хорошо выглядит… Но нет… не может же она быть ребёнком, сейчас и детей-то почти нет… Ведь правда?
Правда. И Сильва рада этому. Ей не четырнадцать и она не крысёнок, нет. Кроме прислуги и учёных друзей отца никто не знает, что фройляйн Леонгард тоже не растёт.
А ещё… есть кое-что, о чём не знают даже друзья семьи, а прислуга никогда и никому не расскажет. Вот уже четырнадцать лет Сильва Леонгард спит со своим отцом. С того самого дня…
Мать Сильвы ушла ещё когда ей не было и года. В доме не осталось ни одной её фотографии и ни одной её вещи. Всё, что Сильва знала о матери, она знала со слов отца. Мама была умной, мама была красивой, мама, как и папа, лечила людей… а потом она однажды взяла и уехала в другую страну. В Японию. Почему? Она так захотела. Там у неё новый муж. Самурай.
Просто. Коротко. Но Сильва никогда не ненавидела свою мать за этот поступок. Потому что не было ни минуты, когда девочка чувствовала бы себя одинокой или недостаточно любимой. Папа был рядом. Всегда. Что бы ни случилось. Иногда Сильва даже ловила себя на том, что рада отсутствию загадочной красивой женщины, японского врача. С ней пришлось бы делить папу. А Сильва никогда не любила делиться.
Тот день она помнит очень хорошо. Последний… перед праздниками. Они с Вэрди Вардэнгой прогуляли школу и поехали на трамвае в парк кормить уток. Конец декабря был тёплый и мягкий, птицы даже не улетели. Снег ещё не выпал, казалось, вокруг стояла не зима, а осень, и девочки собирали разноцветные листья, бросались ими друг в друга. Долго сидели на краю деревянного мостика через незамёрзший пруд. И мечтали о том, как будут целыми днями гулять на каникулах. Может, всё-таки выпадет снег…
Потом Сильва вернулась домой. Отец был задумчив, и, кажется, у него было очень плохое настроение. И… Сильве не нравилось, как он на неё смотрел. Так же нежно и внимательно, как и обычно, да, но… одновременно как-то странно, будто решал её судьбу. Отрубить ей голову или нет. Девочка попыталась прогнать эту мысль. Ерунда какая-то, наверно, он устал на работе, и надо просто сделать для него что-нибудь хорошее. После прошедшего в непривычном молчании ужина она сварила горячий шоколад. Единственное, что могла приготовить и не сжечь. Тогда в доме ещё не было прислуги, и обычно отец делал всё сам. А он замечательно готовил. И смешно выглядел в зелёном фартуке.
Сильва поднялась к кабинету, осторожно неся в руках папину любимую чашку из тонкого тёмного фарфора. Дверь не была заперта, девочка вошла. Он сидел в глубоком кресле у камина с бутылкой какого-то алкоголя. Сильва замерла на пороге. Она никогда не видела, чтобы отец пил, даже бокала вина.
Сильва подошла, поставила чашку на столик и тихо спросила:
— Папа… что с тобой?
Он молчал. Сильва протянула руку и осторожно погладила отца по волосам. Она всегда так делала, когда видела, что ему грустно. Но сейчас он неожиданно вздрогнул, будто она сделала ему больно. Потом приподнял голову:
— Уйди… — голос звучал очень устало и непривычно хрипло.
Но Сильва не ушла. Она наклонилась и попыталась заглянуть ему в глаза. Когда ей это не удалось, она присела на подлокотник кресла, оправив длинную свободную футболку, и спросила:
— Ты что, на меня дуешься? Я только сегодня прогуляла школу, я больше не…
Он неожиданно тихо рассмеялся, будто она сказала какую-то несусветную чушь. И покачал головой.
— Тебе лучше уйти. Я…
— А я тебе шоколад принесла.
Сильва показала рукой на чашку. Но он не повернул голову в ту сторону, а внимательно смотрел ей в глаза. И Сильва снова прочла во взгляде то, что напугало её. На этот раз это было… нет, не может быть. Так ей вслед иногда смотрели старшеклассники. И некоторые учителя-мужчины. Сильва не знала, как это назвать. Но это было неправильно, ей всегда казалось, что её будто мажут грязью.
— Пап… — снова тихо позвала она.
Он отвёл глаза. Лишь на несколько мгновений. И прошептал:
— Прости меня.
Сильва непонимающе взглянула на него и покачала головой:
— Ты ничего не…
Его рука сжала её пальцы. Девочка невольно вздрогнула, но не отстранилась. А отец мягко потянул её ближе:
