Он не отвечал. Он устало закрыл глаза. Казалось, он боролся с чем-то, боролся мучительно и долго, а сейчас эта борьба отняла все его силы. Сильва позвала шепотом:
— Папа…
Он медленно опустился на колени рядом с ней:
— Девочка моя… Лучше бы я умер вместе с ними. Лучше бы умер.
Всё её самообладание куда-то исчезло, она всхлипнула и снова задрожала. Он протянул к ней руки, и Сильва просто упала вперёд, прижимаясь к его груди. Когда он вот так ее обнимал, ей всегда казалось, что в её маленькой жизни не осталось ни одного уголка для страха. Сильва крепко-крепко зажмурила глаза и лихорадочно, сбиваясь, прошептала:
— Давай уедем… давай забудем всё. Это место, машину в твоём подвале, полицию… Я больше не могу быть здесь. Пожалуйста, папа…
Она почувствовала, как он сильнее прижимает её к себе, а в следующий миг тело пронзила боль. Что-то резко вошло под лопатку, что-то тоненькое и острое, похожее на иголку… Сильва застонала и увидела, как на пол упал маленький шприц. Стало холодно.
— Ты… убьёшь меня? — выдохнула она.
Боль прошла, холод исчез — и только ноги стали ватными, а комната, казалось, немного потемнела. Голова почему-то не держалась, она клонилась вниз — и отец бережно поддержал Сильву за подбородок. Он улыбался:
— Нет, милая… вовсе нет. Мы просто немного поговорим.
* * *
….Она сразу обмякла в его руках. Его Сильва стала куклой — красивой и совсем послушной. Если бы только он мог заметить раньше — какое у его дочери непокорное сердце. Сердце…
— Ты хочешь прилечь, милая?
Она кивнула, но не шевельнулась. От светлых волос пахло дымом — этот запах перебил даже запах привезённых из Франции духов, которые она обожала. Где же она была… с кем? Впрочем, спешить некуда. Он ещё об этом узнает. Осторожно взяв дочь на руки, он выпрямился и прошёл несколько шагов через комнату. Комнату, которая могла принадлежать и девочке, и женщине — игрушки здесь соседствовали с десятками флаконов, тюбиков, пузырьков. С косметикой, которую не мог позволить себе почти никто из жительниц этой страны.
Он положил Сильву на постель. Она безвольно раскинула руки и закрыла глаза:
— Спасибо…
Он быстро подошел к двери и повернул ключ. Вернувшись, наклонился над Сильвой — её светлые волосы разметались по покрывалу. На мгновение по телу пробежала волна дрожи, маленькие руки сжались в кулаки и тут же снова расслабились. Сыворотка действовала: Сильва уже не могла сопротивляться. И она была красива, как её мать. Холодной порочной красотой.
Он тихо спросил:
— Где ты была, Сильва?
Она открыла глаза — из-за расширившихся зрачков они казались ещё более глубокими и пронзительными. Но её голос он услышал не сразу. Наконец, с усилием сделав вдох, она прошептала:
— В поезде на Восточной дороге…
— Зачем ты туда ходила?
— Там живут мои друзья…
— Ты поддерживаешь связь с кем-то из «крысят»?
— Да.
— С кем?
— С Вэрди Варденга.
Та девчонка… чертова девчонка, которая вечно ходила в драных джинсах и грязных кроссовках. Девчонка, которую его дочь почему-то особенно любила, хотя могла бы дружить с любой другой. И с которой он ради дочери был так вежлив… Не может быть. Он был уверен, что она давно умерла. Чёрт возьми. Уже тогда, много лет назад, он чувствовал, что из-за неё будут проблемы, и вот теперь…
Сильва пошевелила рукой и отвернула голову. Длинные ресницы медленно опустились, прикрыв глаза. Леонгард наклонился чуть ниже:
— Что ты знаешь о моей работе, Сильва?
Голос, ответивший ему, был бесцветным и равнодушным. В нём не звучало слёз.
— Ты убиваешь «крысят» и вживляешь их органы другим людям. В твоём подвале стоит чёрный ящик. Из-за него они стали такими… — она помедлила. — И из-за каких-то нитей. Ты говорил об этом девушке с одним глазом.
— Молодой полицейский знает всё это?
— Я не знаю. — Сильва сонно моргнула.
— О чём ты говорила с ним?
— О Вэрди Варденга. И о его комиссаре.
— Это всё?
Она немного помедлила. Взгляд её теперь бесцельно блуждал по комнате.
— Нет. Ему сегодня было плохо. Утром.
— Ты знаешь, почему?
— Не знаю.
— Хорошо, — с огромным усилием он улыбнулся и погладил дочь по волосам.
Она закрыла глаза. Когда она очнётся, то, наверно, ничего не вспомнит. А он не сможет забыть уже никогда и не сможет ничего исправить. Того, что он услышал, было более чем достаточно. Сильва знала всё, чего не должна была знать. Знала… и всё же вернулась домой. Вопрос сорвался с губ прежде, чем он смог удержать его:
— Ты боишься меня?
— Да.
— Ты ещё любишь меня?
— Да.
Наклонившись, он поцеловал её в лоб. Попытался всмотреться в глаза, но она уже снова закрыла их, дыша медленно и глубоко.
— Сильва…
За окном по-прежнему выл ветер. Неожиданно Леонгард услышал, как хрустнула сломанная ветром ветка. Остальные заскрипели ещё сильнее, сквозняк проник в комнату через приоткрытую форточку. Сильва тихо спросила:
— Ты не бросишь меня?
Наклонившись ниже, он прошептал ей на ухо:
— Никогда. Спи, моя маленькая фройляйн.
Чарльз Леонгард поднялся. Странное чувство пустоты охватило его. За пустотой таилась и злость. Это всё вина Ланна и той девчонки. Ничья больше.
В кармане тихо запищал телефон. Леонгард вынул его и поднёс к уху. Это был особый номер, номер, который его чертова женушка пока не успела поставить на прослушивание. Совсем новый… Известный только одному человеку.
— Герр Леонгард?
Голос министра безопасности звучал как всегда бесцветно. Свайтенбаху, казалось, вообще не были свойственны живые человеческие интонации.
— Я слушаю.
— Ситуация поменялась. Нужна операция. Сегодня.
— Что-то случилось?
— Рецидив. Мы и так оттягивали слишком долго. Готовьте лабораторию и материал.
Пришедшая в голову мысль — отказаться — была неожиданной, но пронзительно острой. Сказать «нет», взять Сильву и бежать. К чёрту этих «крысят». К чёрту всё. Выдохнув, Леонгард ответил:
— У меня нет материала. Всё выработано.
Молчание на той стороне продлилось лишь несколько секунд:
— Он у вас будет. Я высылаю к вам автомобиль с четырьмя надежными людьми. Из личного подразделения министра. Вызывайте Кацев.
— Но уже скоро глубокая ночь.
