– Нас гораздо больше, – признался Семен. – Просто все они на берегу и не могут сейчас находиться в отравленной воде.
– Вижу-у-у.
Великому Шабену ничего больше не пришло в голову, как задать банальный вопрос:
– Сколько тебе лет, Лунная?
Опять шум бегущих ручейков и:
– Нужно ли считать безмерное?
– Ты права! – Перечень неимоверно важных вопросов встал перед глазами у иномирца с пугающей ясностью. – Но что такое Долина Столбов Свияти?
– Остатки гибельных чудес.
– Она поможет нам вернуться на Землю?
– Зачем тебе Земля? Там тебя никто не ждет.
– И все-таки? – Ностальгическая боль пронзила Семена насквозь.
– Все зависит от тебя и твоей триясы.
– Почему ты ее так называешь?
– Потому что только она имеет право носить этот титул и только так к ней могут обращаться посторонние люди, демоны и духи.
– Разве духи разумны?
– Пространство безгранично, как и подобия разумного семени.
– Чего добивается от меня и моих детей Сапфирное Сияние?
– Я не вольна читать чужие мысли. Спроси у него сам.
– Как спросить?
– Так же, как и у меня.
– Но где найти Сапфирное Сияние?
– В мире Изнанки. – С каждым словом медуза отвечала все медленнее и протяжнее, словно с неохотой или сонливостью.
– Сколько на Изнанке материков?
– Двадцать четыре.
– Как?! В этом мире знают только о двух?
– Смотря что считать миром.
– А сколько вообще миров, подобных этому?
– Какая разница? Там такая скука. О-о-о! Тепло.
У Загребного стало создаваться впечатление, что медуза то ли над ним издевается, то ли от старости стала заговариваться. Совсем иных знаний и ответов он ожидал от легендарного, по словам Люссии, мудрейшего и бессмертного существа. Но ведь так хотелось получить хоть один конкретный ответ!
– Как уничтожить Сапфирное Сияние?
– Он – бессмертный.
– А телесного демона Асму можно убить?
– Это так необходимо?
Отчаяние и раздражение переполняло иномирца, но он давил в себе эти эмоции.
– Что нам делать дальше?
– Петь. – Последовала длинная пауза, во время которой Шабены переглядывались между собой с крайним недоумением. – Трияса должна знать морской гимн своих мокрастых собратьев, она научит. Пусть все ваши люди встанут на берегу и подпевают. А я немного посплю.
Голос затих, зато Люссия недолго пребывала в блаженном ступоре.
– Немедленно зови всех! – потребовала она от Семена.
– Всех рыцарей? – сомневался тот, видя, как некоторые жармарининцы маячили на берегу и корабле, присматриваясь к непонятным действиям двух видимых для них Шабенов.
В голосе демонессы стали проскальзывать истерические нотки:
– Всех, всех, всех!!! И рыбаков! И пастухов! Даже тяжелораненых пусть сносят на носилках и укладывают вдоль заднего борта. Лагерь оставить на произвол судьбы! Виктор, давай максимальное освещение! Все остальные пусть выстраиваются вдоль берега поближе к воде и подхватывают ваше пение!
– Но мы…
– А вы будете повторять за мной! – Она на секунду вся сжалась и прикоснулась руками к плечу любимого. – В ее тоне звучало столько мольбы, что и камень бы расплавился. – Семен, поверь, так надо! Никто не пожалел, если исполнял волю Лунной госпожи.
Тотчас в направлении берега и корабля от обоих иномирцев понеслись отрывистые лающие команды. А Люссия, прикрыв в исступлении глаза, начала петь. Мотив изначально показался простым и легким, слова тоже не слишком притязательными и легко запоминающимися. Поэтому вскоре уже и высший лорд-барон Жармарини, и сам великий Загребной во всю глотку ревели гимн мокрастых демонов. Глядя на них и прислушиваясь, запел посол высшей справедливости, барон Готтэ Варнградский. За ним дружно заголосили привыкшие к выполнению воинских приказов рыцари. В меру своих сил вторили товарищам раненые. Неожиданно сильно и мелодично присоединились к пению пастухи. А потом и скромно топтавшиеся рыбаки присоединили свой голос в общий хор.
Вот тут и случилось очередное чудо. Простое, казалось бы, пение стало воистину морским гимном. Да что там морским! Океанским! Всепланетным! Несмотря на легкость дыхания, воздух стал густым. Несмотря на свою прочность, скалы на обеих сторонах Изнанки стали прозрачными. Несмотря на чернильную темень воды в заливе, она стала белесо-голубой, а огромные, но невероятно прекрасные очертания древней медузы стали видны в отчетливом, ярко сияющем желтом цвете. И что самое удивительное – Лунную увидели все! Не прерывая пение ни на минуту, люди показывали друг другу на чудо руками, поднимались на носки, а самые бесстрашные опускались по возможности в прозрачную вод у. Глядя на своего командира, намочили ноги и некоторые раненые. Один рыцарь даже неуклюже поскользнулся на камне, наверняка бы утонул в нагрудных доспехах, но его без лишних криков быстро подтащили на мелководье да там и оставили по пояс в воде.
И продолжали петь.
Ветер стих. Вода превратилась в зеркало. Отсутствовала даже малая зыбь. Прибоя словно не бывало. Никто и никогда не видел такой замершей возле береговой кромки воды. Никто себе и представить не мог, что существует во вселенной такое сильное, всепоглощающее и величественное пение. Да и нигде раньше на Изнанке столько людей зараз не присутствовало при таком удивительном событии. Видимо, слишком уж обрадовалась Лунная своему освобождению от вечной угрозы со стороны смертельных врагов. Отныне она стала настолько свободной, что решила то ли поспать, то ли просто понежиться в изумительных по гармоничности потоках хорового пения.
Прошел час.
Потом еще полчаса.
А затем великолепные оборки легкой вуали шевельнулись в понятном трепете выхода из спокойного состояния.
Вечно живущая медуза умудрилась красиво изогнуться, изящно прокрутиться вокруг собственной оси и без всякого прощания поплыла в сторону открытого моря. Разве что Загребной услышал легкий шепот, словно цветочный выдох:
– Столько дел накопилось. Но я еще к тебе вернусь!
Колышущееся желтое сияние уже давно исчезло в море. Перестала светиться вода в заливе. Умолкло пение. А люди все стояли и смотрели в сторону моря.
Пока вдруг кто-то не посмотрел на камень с Шабенами и не воскликнул тихонько:
– Мне мерещится или возле его светлости и в самом деле демон?
– Демонесса, – поправил его товарищ и сам подавился своим ответом.
А тут и барон Варнградский забасил:
– Виктор, я вижу ее светлость графиню Фаурсе!
