Я вышел на девятом. Тому парню, похоже, было наплевать на то, кто где выходит.
У двери Блэров я позвонил и ждал секунд десять, но никто не открывал. Тогда, не отрывая пальца от звонка, я одновременно стал стучать в дверь ногой.
Дверь стремительно распахнулась.
— О! — обессиленно сказала Эдел. — Я подумала, что это пожарная тревога или что-нибудь вроде этого. Ты один произвёл весь этот шум?
— Если бы ты сразу подходила к двери, когда звонят, то не было бы надобности шуметь, — сказал я. — Думаешь, мне больше нечего делать, кроме как стоять весь день в твоём коридоре и вышибать твою дверь?
— Какая муха тебя укусила? — озадаченно спросила она.
— Я всегда считал себя большим человеком, а оказалось, я даже меньше мыши!
— Когда ты начнёшь выражаться осмысленно, Дэнни, — сказала она холодно, — позови меня.
Она отвернулась от меня и направилась к своей комнате. Я протянул руку и, поймав её за ворот халата, придержал. Секунду она пыталась идти в прежнем направлении и что-нибудь неизбежно должно было уступить. Уступил её халат. Он лопнул вдоль спины до места гораздо ниже талии.
Я неожиданно отпустил ворот, и Эдел обнаружила, что снова идёт. Она вышла из своего халата, потом споткнулась, запуталась в нём ногами и растянулась ничком.
На ней были нейлоновые трусики, маленькие и незамысловатые, в отличие от её выражения. Она медленно встала на четвереньки, затем поднялась на ноги. Её глаза называли меня худшими словами, чем её голос.
— Не надо уходить, пока я не кончил с тобой говорить, милая, — сказал я. — Мне это не нравится.
— Ты, должно быть, пьян или свихнулся! — огрызнулась она. — Или то и другое!
— Говорят, каждый день узнаешь что-то новое, — сказал я. — Детка, это был мой день. Я понял, что к чему! Оказывается, вовсе не я организовал дело с Ники-боем. Я всё время был только пешкой. Кто-то другой управлял всей этой операцией через человека по имени Херби, ползучего гада, который работает на другого гада по имени Лэмб. Это тот человек, который финансирует постановку, а теперь беспокоится о пропавшем Ники.
Она озадаченно покачала головой.
— Дэнни, я не пойму, о чём ты говоришь?
— Все сходится, — закончил я. — Херби топил Ники-боя не для выгоды толстяка. Значит, он работает ещё и на кого-то другого. Выбор не велик, милая. Остаёшься или ты, или Обри, или вы оба вместе!
— Дэнни! — В её глазах мелькнул страх. — Ведь ты не думаешь, что я сделала бы это… Ты не можешь так думать!
— Почему бы и нет? — сказал я. — Ты что, особенная? Что в тебе такого особенного? Ты делишь себя между мужем и его сыном. Я, вероятно, принадлежу к целой шеренге. Один из многих. И это делает тебя единственной в своём роде? С твоим опытом супружеских измен ты, должно быть, стала специалистом по всем видам измен!
Она сильно ударила меня по лицу, и я почувствовал, как перстень впился мне в щеку. Её лицо пылало, ярость в глазах стоило увидеть.
Она сделала ошибку, ударив меня. Особенно при моем тогдашнем настроении. Я усмехнулся, и она стала инстинктивно пятиться, пока не наткнулась на стену, не пускавшую её дальше.
— Когда бьёшь мужчину по лицу, — сказал я, неторопливо приближаясь к ней, — сначала узнай, джентльмен он или нет! Я — нет!
Я сильно ударил её ладонью правой руки. Звук пощёчины был чертовски громким. Она упала на пол в истерическом припадке.
На низком столике неподалёку стояла ваза с цветами. Я вынул цветы и выбросил их в окно, после чего опрокинул содержимое вазы на голову Эдел. Истерика оборвалась на полувизге. Некоторое время она ловила ртом воздух и выплёвывала воду, потом встала, шатаясь в изнеможении.
— Никогда не бей того, кто больше тебя, — сказал я. — Бывает чертовски больно, когда он даёт сдачи.
— Ты… — Она беспомощно посмотрела на меня, отвернулась и заковыляла к кушетке. Она без сил опустилась на неё и уронила голову.
Я закурил сигарету, наблюдая за ней.
— Ты! — судорожно повторила она. — Ты сумасшедший маньяк! Тебя надо держать взаперти в камере для буйных…
— Ты уже прерывала меня, — сказал я. — Не надо, чтобы это вошло в привычку.
Она быстро открыла рот, потом посмотрела на меня и также быстро его закрыла.
— Кто-то вёл со мной двойную игру, — повторил я. — Как я говорил, когда ты меня перебила, есть только три варианта — ты, Обри или вы оба. И я по-прежнему ставлю на третий. Разве не потому вы хотели навсегда убрать с дороги Ники-боя?
Эдел медленно покачала головой.
— Если бы ты только заткнулся и выслушал меня! — сказала она. — Всё это было твоей идеей. В первый же раз, когда мы встретились в твоём офисе. Ты был такой умница, что все моментально сообразил. Я уже тогда знала, что спорить с тобой бесполезно! Ты бы все равно думал своё!
Она жёстко рассмеялась.
— Это даже смешно! Ты когда-нибудь присматривался к Обри? Для него женщины всего лишь люди, у которых не растут усы. Это здоровым, хвастливым быкам, вроде тебя, нужно избивать женщин, постоянно доказывая, что вы сильный пол!
— Про психологию я достаточно наслушался в лечебнице, — сказал я. — Мне нужна информация, милая, а не психоанализ. А я её до сих пор не получил.
Она посмотрела на часы.
— Через час должен вернуться Обри. Почему бы тебе не дождаться его и не потребовать информации? Если он не даст тебе её, ты можешь избить его по-настоящему, причём даже без угрызений совести. Для него это будет сплошным удовольствием. Сумей завести его, и он подскажет тебе такие способы сделать ему больно, до каких тебе никогда не додуматься!
— Что ещё об Обри? — невозмутимо спросил я.
— У меня от него мурашки, — свирепо сказала она. — Видишь только эти ужасные усы, рот под ними и великолепные сверкающие зубы. Но Обри не узнаешь, пока не начнёшь наблюдать за его глазами. Я просыпалась, крича, потому что у меня был кошмар, в котором он просто смотрел на меня. Ничего другого не происходило — только эти глаза, всегда смотрящие!
— Тебе нужно выпить, — посоветовал я.
— Ещё как! — сказала она. — Но моё ощущение от этих глаз не изменится и после десяти стаканов. Знаешь, что нравится Обри больше всего? Столкновение трех машин! Держу пари, что когда он был маленьким, он любил отрывать крылышки мухам.
— Ты ещё не закончила?
— Ещё нет, — сказала она сдавленно. — Ты бил меня, так теперь можешь хотя бы послушать.
— И то правда, — подтвердил я и пошёл к бару. Налил два стакана, руководствуясь соображением, что она не сможет одновременно глотать и разговаривать. Она последовала за мной к бару и села напротив за стойку.
