А потом был «Бэньярд-Корт» и Коли. Именно Коли привел его в камыши. Коли мало говорил и поначалу не задавал никаких вопросов, он мог проехать двадцать пять миль и не чувствовать усталости, умел разводить костры и готовить еду из консервов. Но и он оказался такой, как все. Эш помнил их разговор, когда они сидели около дома и смотрели сквозь камыши в сторону моря.
– Через три месяца тебе будет шестнадцать, и ты уйдешь из приюта. Я подумал, что мог бы подыскать квартирку, может, даже в районе Ипсуича. А то и снять коттедж в сельской местности. Ты найдешь работу, и мы могли бы жить вместе, просто как друзья, как живем сейчас. Ты мог бы начать собственную жизнь.
Но у него она уже была. Ему надо было освободиться от Коли. И Коли тоже ушел из его жизни. Неожиданно Эша охватила жалость к себе. Если бы только все они оставили его в покое. Тогда ничего, из того, что он совершил, не пришлось бы делать.
Но пора возвращаться назад – в хижину, к Ок-тавии, в Лондон. Она обеспечит ему алиби на время убийства Карпентер, они поженятся, он станет бо-гатым. С двумя миллионами – не меньше – все доступно.
И тут он услышал его, последний голос, голос тетки, кричавшей из камышей: «Уйдешь? О чем ты? Куда, черт возьми, ты уйдешь? Кто у тебя есть, кроме меня? Ты сумасшедший! Безумец чертов! Ты что, еще этого не понял? Потому тебя отовсюду и вышвыривают через пару недель. И чем тебе не нравится мой дом? У тебя есть еда, одежда, крыша над головой. Ты получаешь подарки – фотоаппарат, этот чертов «Кавасаки». Это стоит уйму денег. А все, что мне надо, даст с радостью любой мужчина. Множество мужчин, и еще заплатят за это хорошие деньги».
Голос продолжал звучать – молящий, вкрадчивый, визжащий. Эш зажал ладонями уши и еще крепче сжался в комок. Через несколько минут голос затих, как в тот момент, когда он думал, что одним ударом отсек его навсегда. Но ярость не уходила. Не выпуская тетку из головы, вспоминая прошлое, он распалил себя так, что, поднявшись, понес эту ярость в хижину, как пылающий уголь в груди.
Глава сорок четвертая
Октавия провожала Эша глазами, пока он не скрылся из виду, потом прошла через дом к другому выходу и остановилась, глядя на воду, отделявшую ее от тропы, ведущей в лес. Вдали виднелись редкие деревья, а когда их неожиданно осветило солнце, ей показалось, что сверкнул золотом, словно тропическая птица, болтавшийся на кусте парик. Деревья казались ужасно далекими, и Октавию впервые пронзило желание самой стать деревом, чтобы освободиться от первобытной дикости этой вязкой зеленой массы, почувствовать крепость своих ветвей. Порывы ветра время от времени заставляли морщиниться стоячую воду. На поверхности образовались радужные пятна от вытекшего из мотоцикла топлива. Ветер усиливался. Свистящий шелест камышей постепенно нарастал, а сами они колыхались, сгибались и раскачивались на переменчивом свете солнца. Октавия стояла, и ее мысли занимала прошедшая ночь и это прохладное утро.
И это все? Неужели любовь такая? Она не очень хорошо помнила, как представляла себе первую ночь любви, кроме того, что в ее воображении они сливались в цепком объятии, каждой клеткой стремясь соединиться друг с другом. Но в жизни это больше походило на медицинский эксперимент. «Слишком холодно, чтобы раздеваться», – сказал Эш, и они лишь сняли кое-что из одежды, не помогая друг другу и отводя глаза в сторону, а сам любовный акт начался без всякой прелюдии. И во время этого короткого, почти грубого совокупления он ни разу ее не поцеловал. Казалось, он не переносил вкуса ее губ – его устраивала любая форма близости, кроме поцелуя. Ничего, в следующий раз будет лучше. Он встревожен, им было холодно и неудобно. Нельзя ведь разлюбить человека из-за того, что первая ночь оказалась не такой, как она себе представляла. Ведь днем было чудесно: они вдвоем осматривали дом, раскладывали по полкам продукты, играли в общее хозяйство. Она любит его. Конечно, любит. А если она его бросит – первый раз такая мысль пришла ей в голову, – что с ней станет?
Вдруг в шелесте камышей послышался какой-то посторонний шум. Кто-то шел по тропе в ее сторону. И почти сразу в камышах, как привидение, вырос мужчина – темнокожий, высокий, стройный – не молодой, но и не пожилой. На нем была куртка с поясом, а под ней плотная, закрывающая шею водолазка. Октавия смотрела на него без боязни. Она сразу поняла, что он не причинит ей вреда.
Мужчина негромко крикнул ей с тропы:
– Где он? Где Эш?
Октавия кивнула в сторону моря:
– В своем тайном убежище в камышах.
– Когда он ушел? Давно?
– Минут десять назад. Кто вы?
– Моя фамилия Коул. Вам надо уходить отсюда. Скорее, пока Эш не вернулся. Вам нельзя оставаться с ним. Его разыскивает полиция за убийство.
– Если это из-за мамы, то мы уже говорили с полицейскими. Эш не виноват. Кроме того, как только он будет готов, мы возвращаемся в Лондон.
Неожиданно он скинул куртку, стянул водолазку через голову и прыгнул в воду. Октавия с удивлением смотрела, как мужчина, не спуская с нее глаз и мощно рассекая воду, плыл к острову. Задыхаясь, он стал карабкаться на берег, девушка инстинктивно подбежала и протянула руку.
– Поплывем назад вместе, – сказал мужчина. – Вы сумеете. Здесь не больше ста метров. Не бойтесь. У дороги я спрятал велосипед. Сядете на раму, и мы доедем до ближайшей деревни раньше, чем он вас хватится. Придется немного побыть в мокрой одежде, но все лучше, чем здесь оставаться.
– Вы сошли с ума! – выкрикнула она. – Почему я должна бежать? Почему?
Мужчина придвинулся к ней, будто хотел таким образом убедить девушку следовать за ним. Вода стекала с его волос на лицо. Он дрожал всем телом. Майка прилипла к коже, и Октавия видела, как пульсирует его сердце. Они почти перешли на шепот.
– Джанет Карпентер мертва, – сказал он. – Ее убил Эш. Вы должны уйти. Пожалуйста, торопитесь.
– Вы лжете. Это неправда. Вас подослали полицейские.
– Полиция не знает, что я здесь. Никто не знает.
– Как вы нашли нас?
– Я показал ему это место. Еще давно. Это была наша тайна.
– Вы Коли, – догадалась Октавия.
– Да. Но это не важно. Позже поговорим. А сейчас надо уходить. Вам нельзя здесь оставаться. Ему нужна помощь, но вы не сможете ее оказать. Никто из нас не сможет.
– Нет, это не так, – почти кричала Октавия, пытаясь убедить себя – не его. Внутренняя сила мужчины, порыв этого тела, с которого стекала вода, умоляющий взгляд толкали ее к нему.
Но тут раздался голос Эша:
– Ты слышал, что она сказала. Она останется здесь.
Эш подошел бесшумно, надвигаясь на них из темноты хижины, и когда он ступил на солнечный свет, Октавия увидела, как в его руке сверкнуло лезвие ножа.
Все, что произошло потом, было сплошным кошмаром. Коли загородил собой Октавию и бросился к Эшу. Но опоздал: Эш выбросил вперед руку, и нож вонзился Коли в живот. Широко раскрыв полные ужаса глаза, Октавия услышала его крик, тихий, страдальческий крик – среднее между хрипом и стоном. И потом увидела, как красное пятно расползается по мокрой майке, а сам Коли медленно, почти грациозно опускается на колени. Склонившись, Эш резким движением провел ножом по его горлу. Из раны фонтаном брызнула кровь, и Октавии показалось, что черные глаза все с тем же умоляющим выражением устремились на нее, а потом их взгляд потух, будто жизнь Коли утекла в песчаную землю.
