– Я слушаю, Робинс.
– Мне кажется, было еще что-то. Возможно, чувство вины. Или стыда.
Глава восемнадцатая
В три часа Дэлглиш был на заседании рабочей группы Скотланд-Ярда, где обсуждались последствия закона о секретной службе безопасности, в шесть вместе с Кейт встречался с юристом Венис Олдридж на Пелхем-плейс, после чего должен был ехать в Пимлико на встречу с Марком Ролстоуном.
Кейт договорилась с юристом Николсом Фарн-хемом о встрече по телефону. По низкому голосу с несколько авторитарными нотками, свойственными среднему возрасту, она составила представление о юристе как о постоянном семейном стряпчем, осторожном, консервативном и подозрительно взирающем на любые действия полиции в доме клиента. Но Николс Фарнхем, подъехавший следом за ними и, пока Кейт звонила, перепрыгнувший сразу через несколько ступенек, оказался удивительно молодым, энергичным, живым человеком, не очень огорчившимся потерей клиента.
Дверь открыла миссис Бакли, она сказала, что мисс Октавия сейчас в нижней квартире, но вскоре присоединится к ним. Они поднялись за экономкой по лестнице и оказались в гостиной.
После ухода миссис Бакли Дэлглиш обратился к Николсу Фарнхему:
– Если не возражаете, мы хотели бы ознакомиться с бумагами вашей клиентки. Вы нам очень поможете. Спасибо, что нашли для нас время.
– Я уже был здесь с утра. Хотел узнать, не может ли фирма сделать что-нибудь для дочери мисс Олдридж, и заверил ее, что выдадим ей деньги со счета. Этот вопрос одним из первых задают люди, по-терявшие близких: «Как мне получить деньги?» И это естественно. Со смертью заканчивается жизнь. Но она не отнимает у других потребности в еде, необходимости оплачивать счета, платить жалованье прислуге.
– Как вы находите ее состояние? – спросил Дэлглиш.
Фарнхем колебался:
– Октавии? Думаю, ответ достаточно обычный – справляется.
– Больше шок, чем горе?
– Не думаю, что вы справедливы. Откуда знать, что чувствуют в такое время люди? Ее матери нет на свете всего несколько часов. Рядом с ней жених, но это не помогает. Большинство вопросов задавал он. Хотел знать условия завещания. Полагаю, вопрос естественный, но меня это покоробило.
– Мисс Олдридж консультировалась с вами по поводу помолвки дочери?
– Нет. И времени особенно не было, не так ли? Да и о чем тут говорить? Ведь она совершеннолетняя. Никто ничего не может сделать. Утром, оставшись с ней ненадолго наедине, я шепнул, что опрометчиво принимать важные решения относительно будущего, находясь в состоянии шока или горя, но мой намек остался без внимания. Впрочем, я не могу считаться старым другом семьи. Фирма занимается делами мисс Олдридж двенадцать лет, но в основном это был бракоразводный процесс и покупка собственности. Мисс Олдридж купила этот дом сразу после развода.
– А завещание? Его составляли вы?
– Да. Не то, какое она писала до развода, а то, что было после, вот его мы помогли составить. В ее столе должна лежать копия. Если ее там нет, я и так могу назвать основные пункты. Все достаточно просто. Несколько пожертвований в благотворительные фонды. Пять тысяч фунтов – экономке Роуз Бакли при условии, что к моменту смерти она будет продолжать служить в доме. Обе принадлежащие мисс Олдридж картины – одна находится в «Чемберс», другая – кисти Ванессы Белл – здесь в доме – передать Дрисдейлу Лоду. Все остальное переходит дочери Октавии по достижении совершеннолетия.
– Как мне известно, Октавия совершеннолетняя, – сказал Дэлглиш.
– Первого октября исполнилось восемнадцать. Да, я забыл: восемь тысяч фунтов отходят к ее бывшему мужу Люку Камминзу. Учитывая, что состояние покойной, помимо этого дома, составляет три четверти миллиона, он может счесть сумму ничтожно малой.
– Он поддерживал отношения с ней или дочерью? – спросил Дэлглиш.
– Насколько мне известно, нет. Но, повторяю, я не близкий друг дома. Мне кажется, его решительно изгнали. А может, он сам принял такое решение. В этой восьмитысячной подачке есть что-то унизительное, а мисс Олдридж никогда не казалась мне мелочной или злой женщиной. Впрочем, я толком ее не знал. Вот адвокат она была превосходный.
– Это все в один голос говорят. Просится как эпитафия.
– Тут нечему удивляться, – сказал Фарнхем. – Возможно, она сама выбрала бы такую эпитафию. Для нее работа была главным. Взгляните хотя бы на этот дом. Не скажешь, что в нем живут. Я хочу сказать, что эти безликие комнаты ничего не говорят о хозяйке. Ее настоящая жизнь проходила не здесь, а в коллегии и в судах.
Дэлглиш придвинул к столу второй стул и вместе с Кейт приступил к методичному осмотру ящиков и прочих местечек. Фарнхем, похоже, был рад, что они занялись своим делом, а сам расхаживал по комнате и осматривал мебель с видом оценщика, прикидывавшего, сколько она может стоить.
– Дрисдейл будет рад получить Ванессу Белл. Временами ее рисунок неряшлив, но это одна из ее лучших картин. Странно, что мисс Олдридж предпочитала художников из группы Блумсберри. Казалось, ее должно привлекать что-то более современное.
Дэлглишу пришла в голову мысль. На картине была изображена привлекательная темноволосая женщина, стоящая у раскрытого окна кухни и глядящая вдаль на равнину. Был виден также буфет, полный разных кувшинов и кувшинчиков, и стоящая на подоконнике ваза с васильками. «Интересно, – подумал Дэлглиш, – знал ли Дрисдейл Лод о завещанной картине, и почему вообще она была ему уготована».
Фарнхем перестал циркулировать по комнате и сказал:
– Незавидная у вас работенка – рыться в остатках чужой жизни, хотя вы, наверное, привыкли к этому.
– Не совсем, – ответил Дэлглиш.
Они с Кейт почти все закончили. Если бы Венис Олдридж знала время своей смерти, она и тогда не смогла бы оставить дела в лучшем порядке. В запертом ящике находились данные о всех ее счетах, завещание и отчеты о денежных вложениях. Счета она оплачивала сразу, квитанции хранила шесть месяцев, затем, очевидно, уничтожала. В папке с надписью «Страховки» лежали страховые полисы на дом, обстановку, машину.
– Не думаю, что есть необходимость что-то уносить с собой, да и делать здесь больше нечего, – сказал Дэлглиш. – Но перед уходом я хотел бы повидаться с мисс Камминз и миссис Бакли.
– В таком случае я больше не нужен и могу отправиться по своим делам, – отозвался Фарнхем. – Если что-то понадобится, звоните. По дороге переброшусь словом с Октавией. Я уже сообщил ей содержание завещания, но у нее могут возникнуть вопросы или потребуется помощь и поддержка на дознании и при организации похорон. Кстати, когда коронерское расследование?
– Через четыре дня.
– От нас будет представитель, хотя, наверное, это пустая трата времени. Не сомневаюсь, вы попросите отсрочку. До свидания и удачи вам!
Фарнхем пожал руки Дэлглишу и Кейт, и они почти сразу услышали, как он прыжками помчался вниз по лестнице, а потом переговаривался внизу с миссис Бакли. Разговор с Октавией, видимо, был очень короткий, потому что не прошло и пяти минут, как послышались шаги, и девушка вошла в комнату. Октавия была бледна, но выглядела спокойной. Она села на краешек кушетки, как ребенок, которого научили, как вести себя при чужих.
