Куракин не нашелся что ответить и только махнул рукой. Другие бы и рады медаль носить, да не заслужили.
В полк приехала с концертом фронтовая бригада артистов. Посмотреть и послушать выступление народу собралось много, даже из соседних подразделений пришли. Не часто на фронте такое бывает, Павел – так вообще в первый раз увидел.
Из грузовика с откинутыми бортами устроили сцену, а командир и солдаты уселись прямо на земле.
Голос у молоденькой певицы был слабый, но исполняла она репертуар с душой, и аплодировали бойцы, не жалея рук.
После окончания концерта расходиться не хотелось. Бойцы постарше – из тех, кто до войны жил в городах и посещал театры или концерты, сравнивали свои впечатления. Павел помалкивал – он живого артиста видел впервые. По радио до войны слушал Лемешева, Козловского, но больше любил Утесова.
На следующий день батарея САУ получила приказ выдвинуться к передовой и поддержать огнем наступление нашей пехоты. Урча моторами и выбрасывая клубы сизого солярочного выхлопа, самоходки заняли указанные позиции.
Сначала по позициям немцев произвели артиллерийский налет дивизионные и полковые пушки, и на переднем крае немецких войск бушевали разрывы. Казалось – оборона немцев разрушена, подавлена. Но когда наша пехота дружно поднялась из траншей и окопов, они со стороны немцев встретили интенсивную стрельбу из всех видов стрелкового оружия.
– Самоходки, вперед! – услышал Павел в наушниках. – Подавить огнем пулеметные гнезда!
САУ дернулась и пошла вперед, миновав наши траншеи, оставленные солдатами, – под пулеметным огнем они залегли на нейтралке.
Павел высматривал для себя цели. Вот из ДзОТа почти непрерывно бьет пулемет.
– Толя, пулемет видишь?
– Вижу.
– Подави. Игорь, остановка.
Самоходка остановилась, клюнув носом. Наводчик выстрелил. Осколочный снаряд угодил в угол ДзОТа. Пулемет замолк, но через минуту «заговорил» снова.
– Толя, еще раз! Целься лучше!
Грянул выстрел. На этот раз снаряд попал прямо в амбразуру. От ДзОТа полетели бревна, земля.
Пехота поднялась в атаку.
И почти тут же по броне раздался щелчок. Через мгновение в глазах появилась резь, в носу – жжение, горло запершило.
Павел сначала не понял, что случилось. Может, после выстрелов наглотался пороховых газов? Однако весь экипаж тер глаза и кашлял.
Через несколько секунд в самоходке нечем стало дышать.
– Всем покинуть машину! – скомандовал Павел. Он еще не знал, не понял, что произошло. Было ясно только одно – экипажу необходимо спасаться.
Натренированный экипаж быстро покинул машину, прихватив автоматы.
От огня немецкой пехоты укрылись за самоходкой. Парни кашляли, из глаз текли слезы.
– Командир, что случилось?
А Павел и сам не знал.
Их объехала самоходка из другого взвода и почти сразу же резко остановилась. Распахнулись люки, и экипаж стал выпрыгивать на землю.
– Глядите, парни, они – как и мы!
Экипаж второй самоходки тер глаза и кашлял. значит, дело не пороховых газах – немцы применили какую-то новинку.
Подошла еще одна самоходка, и из люка высунулся Куракин.
– Подбили?
– Нет, сами не поймем, в чем дело. Глаза режет, дышать нечем. Вон, у ребят из той самоходки такие же проблемы.
Куракин выругался, вылез из самоходки и подбежал ко второму экипажу.
– Струсил экипаж?! Слезы на глазах? Вот я сейчас проверю!
Куракин забрался в самоходку Павла, но тут же выскочил. Он кашлял, плевался и страшно матерился.
– Вы что, на пол дрянь какую-то пролили? Дышать нечем!
– Это еще люки открыты, – в тон ему отозвался Павел. – Мы едва концы не отдали.
– После боя проверим!
Куракин забрался в свою самоходку и рванул вперед – ведь бой продолжался. Обе самоходки так и остались стоять на нейтралке, а экипажи топтались вокруг машин. Пехота продвинулась вперед, и стрельба теперь доносилась издалека.
Судя по звукам, нашим удалось пройти километра полтора-два. После двух автоматная стрельба не слышна, а после трех – винтовочная, и все фронтовики это знали.
Откуда-то сбоку, параллельно траншеям появилась самоходка комбата. Она тормознула около Павла. Из люка выбрался комбат Гусев и зампотех Малков.
– Товарищ капитан! – вытянулся перед ним Павел.
– знаю, мне Куракин по рации доложил. Малков, осмотри машину.
Зампотех обошел самоходку и вернулся.
– Ничего подозрительного, необычного не слышно было?
– Бой шел, мы стреляли, мотор шумел. Но показалось, что щелчок по броне был звонкий.
– Не показалось, сержант. Идемте.
Комбат, зампотех и Павел подошли к самоходке.
– Смотрите, – Малков ткнул пальцем в боковой броневой лист. Там виднелось маленькое отверстие.
– Пуля, что ли? – неуверенно спросил Павел.
– Она самая, только из бронебойного ружья.
– Малков, подожди! – вскинул руку комбат. – При чем здесь пуля?
– Есть у немцев противотанковое ружье. Вроде обычное, калибр всего 7,92 мм, как у обычной пехотной винтовки. Только скорость полета пули просто бешеная, и пуля имеет химический наполнитель – хлорацетофенон.
– Малков, ты по-человечески, без мудреных названий объясни, – не уяснил комбат.
– Вот я и говорю. Пуля была с отравляющим веществом. Экипаж, можно сказать, отравился.
– Товарищ комбат, со второй самоходкой такая же беда.
Все прошли ко второй самоходке. зампотех осмотрел САУ и, найдя отверстие от пули ПТР, ткнул в него пальцем:
– Можете полюбоваться.
– Вот подлюки! – выругался комбат. – И что теперь делать?
– Отравляющее вещество нестойкое, надо проветривать самоходку еще часа два. Потом желательно пулю найти и выбросить.
– Сазонов, Ильин! задачу поняли?
– Так точно! – Оба командира самоходных орудий вытянулись по стойке «смирно».
– Догоните потом. А то я уже грешным делом подумал – струсили. Только страшно было – сразу два экипажа. Да и немецких танков не было. Слава богу, разобрались без контрразведки.
Комбат и зампотех забрались в самоходку и уехали, а экипажи перевели дух. Если бы не зампотех, их могли бы обвинить в трусости на поле боя – ведь повреждений самоходки не имели.
Трусами и дезертирами занималась военная контрразведка СМЕРШ. После допросов дела передавались в трибунал, а дальше – разговор короткий. В лучшем случае – штрафбат, в худшем – расстрел. И практически зампотех сейчас спас два экипажа от необоснованных обвинений. Хорошо еще, знающий попался, но ведь были такие случаи на фронте, ходили разговоры. Однако только сейчас каждый примерил ситуацию на себя.
