— В эргастул ее! — рявкнул он, и по-прежнему ни один мускул не дрогнул на его лице. — И не выпускать, пока не распоряжусь.
Кухарки побледнели так сильно, словно наказали именно их, а не Оливию. Она ободряюще улыбнулась им и пошла следом за кривоногими слугами.
Эргастул находился глубоко внизу, в темном и мрачном подвале. Чтобы добраться до него, следовало выйти из дома, обойти здание, войти в мрачный проем, закрытый решеткой и тяжелой дверью, спуститься по узкой лестнице и долго идти по сырому, несмотря на жару снаружи, коридору. Сам эргастул представлял собой крошечное помещение, лишенное окон, света и каких-либо мало-мальских удобств. Оливия, часто шалившая в приюте, неоднократно оказывалась в местном карцере. Да, в нем имелась скамейка, служившая днем стулом, а ночью кроватью, драное одеяло, несколько охапок соломы и небольшое оконце, расположенное на уровне глаз. Здесь же ничего из перечисленного не было, помещение было совершенно пустым.
«Ну и ладно, — попыталась успокоить себя Оливия. — Недолго мне тут сидеть. Марко меня вытащит. Он обещал».
С наигранно беззаботным видом попрощалась с кривоногими парнями, принявшись насвистывать веселую мелодию.
Дверь с лязгом закрылась, оставив ее в одиночестве. Ничего не видя перед собой, Оливия медленно подошла к двери — тяжелой, массивной, обшитой металлическими листами и имевшей целых четыре замка, — и ее настроение начало падать. Вскоре стало прохладно. Оливия обнаружила, что откуда-то дует очень холодный воздух. Стены, пол и потолок покрывала какая-то слизь, отчего она решила пока не садиться, оставшись стоять. К тому же внутри была кромешная темнота, абсолютная, поистине беспросветная. Сколько ни силилась, Оливия не сумела разглядеть даже свою руку, которую поднесла прямо к глазам.
Через некоторое время сделалось совсем холодно. Зябко поеживаясь, она попробовала согреться, перемещаясь по помещению, но эргастул оказался настолько крохотным, что, несколько раз больно ударившись, она посчитала за лучшее прекратить бездумно прыгать в разные стороны.
«Ничего, — подумала она, — глаза скоро привыкнут, и тогда будет чуть легче».
И тут Оливия услышала какой-то непонятный звук и поначалу обрадовалась ему: хоть какое-то разнообразие, а то тишина уже начала угнетать и сводить с ума; но почти сразу поняла, что стучат ее зубы. От холода, страха и безнадежного положения.
«Хватит! — попыталась она себя взбодрить. — Не смей раскисать».
А затем раздался писк. В первый момент — робкий, едва заметный, идущий словно из самой глубины дома, затем нарастающий, становящийся с каждой секундой все громче.
«Крысы!» — Оливия в ужасе подскочила и едва не поскользнулась на скользком, влажном полу.
Завертела во все стороны головой, но ничего не смогла разглядеть. А писк все приближался, вскоре к нему добавился едва заметный шорох. И Оливия была готова поклясться, что слышит топот маленьких когтистых лапок. Или только представила?..
И тогда она бросилась к двери и, забыв про свою гордость, заколотила в нее, умоляя выпустить отсюда.
Глава 11
Оливия увольняется из рабынь
Бах! Бах! Бах!
На мгновение прислушалась — тишина. И вновь забарабанила. Все сильней и сильней. Кулаки отчаянно заболели, кожу саднило, костяшки пальцев при каждом ударе отзывались резкой, невыносимой болью. Но Оливия не чувствовала ее. Позади продолжали пищать мерзкие мохнатые зверьки с длинными голыми хвостами.
Представив, что крысы совсем рядом, может, уже возле ног, и вскоре коснутся ее своими холодными лапками, она истошно завопила. От собственного крика заложило уши и закружилась голова. Или опять только показалось? В кромешной тьме ничего нельзя было понять. Писк неожиданно прекратился, и Оливию окутала тишина…
Ощущение дикого, пробирающего до костей холода внезапно выдернуло ее, и она поняла, что лежит на полу. А по телу и ногам кто-то ползает, больно царапая кожу.
«Крысы!»
Оливия попыталась вскочить, но, сильно замерзнув и долго находясь без движения, не сумела. Мышцы будто задеревенели и отказывались слушаться. Оливия по-прежнему не могла ничего видеть, зато отлично чувствовала, как на нее гигантскими волнами накатывает паника.
Схватившись рукой за стену, она начала подниматься, одновременно пытаясь стряхнуть с себя наиболее дерзких крыс. Те продолжали крутиться возле нее, пища и царапаясь. Некоторые настолько обнаглели, что сделали попытку укусить.
С трудом двигаясь, Оливия сумела добраться до двери и вновь в нее заколотила.
— Выпустите меня! Выпустите!
Преодолев подкативший к горлу комок, она схватила висевшую на плече крысу и отбросила в сторону.
— Выпустите же меня!
И тут послышался звук открываемых замков. Дверь с шумным лязгом распахнулась, и в глаза больно ударил яркий свет. Все еще ничего не видя перед собой, Оливия, зажмурившись, попятилась. Теперь стало не так страшно. И в ней вновь взыграла гордость.
— Что надо? — с вызовом поинтересовалась она.
— Это же я… — ответил удивленный голос. — Оливия, это же я, Марко.
Оливия сделала попытку открыть один глаз. И разглядела перед собой контуры стройной фигуры. Следом пришла очередь и второго глаза. В коридоре было довольно темно, хотя, конечно, не как в эргастуле, но парень держал в руке факел, более-менее освещавший окружающее пространство.
— Марко! — обрадовалась она и с трудом удержалась, чтобы не повиснуть на его шее.
— Прости. — Он спрятал факел за спину, давая ее глазам привыкнуть к свету.
— Как ты меня нашел?
— Не сейчас; надо уходить. Расскажу по дороге.
Марко схватил ее за руку и, словно слепого котенка, повел за собой.
Оливия настолько сильно замерзла, что у нее зуб на зуб не попадал. И она даже не почувствовала, как Марко коснулся ее.
— Ой! — Парень отдернул ладонь. — Ты как ледышка… Что они там с тобой делали? — Он заглянул в эргастул. — Брр… Нечеловеческие условия. Ты в порядке?
У Оливии, все еще не пришедшей в себя после общения с таким количеством крыс, да еще и на жутком холоде, голова наотрез отказывалась соображать, а мысли постоянно путались. Поэтому она не поняла вопроса. Ей по-прежнему было противно и буквально воротило от писка, когтистых лапок и голых хвостов.
Внезапно она ощутила резкую боль в ноге. Посмотрев вниз, увидела крысу, вцепившуюся зубами в щиколотку. От охватившего омерзения, Оливия с такой силой пнула мохнатое существо, что зверек, отчаянно вереща, улетел далеко в темноту.
— Идем. — Марко, так и не дождавшись ответа, потащил ее к выходу.
Путь обратно показался Оливии намного дольше, чем тогда, в компании кривоногих слуг. Правда, сейчас, все еще плохо видя, она постоянно спотыкалась и ударялась о стены. Но шли они весьма продолжительное время, и зрение наконец вернулось окончательно.
