– Во что, например? – его прекрасные темные глаза так пытливо смотрели на девушку, что у нее мурашки побежали по коже.
Сара подняла рюмку.
– In vino veritas!
[1]
Он рассмеялся. И снова чокнулся с ней.
Девушка почувствовала себя свободнее. И дело было не только в вине. Беседовать с Лайамом было вовсе не трудно. Даже легко. И, кажется, ему нравится беседовать с ней.
– Так как с ответом на мой вопрос?
– Если вы настаиваете. Я родилась в мае. Двенадцатого числа.
– Опасный месяц, – тихо заметил он.
И неожиданно задумался.
Девушка пыталась понять, говорит ли он всерьез или шутит. Но так и не решила.
Лайам наклонился поближе к ней и продекламировал:
Март тронет струны робкою рукою,
Апрель тихонько пробует запеть.
А май примчится с вестью роковою:
Тебе он скажет, жить иль умереть.
Девушка выпила немного вина и подняла на него глаза.
– Не могу сказать, что мне нравится это стихотворение.
– Оно очень древнее.
– У вас есть стихи на все случаи жизни, да, Лайам?
– У меня их, наверное, целый миллион!
Какая чудесная улыбка! Кажется, что она предназначена только ей одной.
– Но я все забываю, что психология – ваша специальность. Так что я умолкаю. Вижу, как ваши прекрасные глаза изучающе смотрят на меня, решая, к какой категории отнести.
Сара улыбнулась ему в ответ. Ее удивило, что Лайам помнит, чем она занимается.
– Как по-вашему, вы очень странный человек?
– Достаточно странный, – в уголках его глаз собрались морщинки, но он не рассмеялся.
Девушка проследила за его взглядом. Перед камином стояли две молодые женщины с поднятыми руками. Присмотревшись, Сара увидела, что одна из них обеими руками держит бечевку. Они играли в «корзиночку». Четверо или пятеро других дам сгрудились поблизости, наблюдая и с преувеличенным энтузиазмом подбадривая играющих криками.
Лайам положил руку на плечо Сары.
– Откровенно говоря, я помню огромное количество странной и ненужной информации. Например, знаете ли вы, что мальчикам-эскимосам запрещено играть в «корзиночку»?
Сара улыбнулась. От вина ей стало жарко.
– Нет, не знаю. А почему?
– Считается, что если мальчик играет в «корзиночку», то когда он вырастет, его руки будут путаться в лине, привязанном к гарпуну.
Сара повернулась к Лайаму.
– Да вы и в самом деле хранилище огромного количества странной и ненужной информации!
Он откинул назад темноволосую голову и рассмеялся. Это был радостный смех человека, услышавшего самую удачную шутку в своей жизни.
* * *
Мильтон опорожнил пакет со льдом, высыпав его в корзинку. Несколько кубиков упало на ковер. Он наклонился, чтобы подобрать их. Кубики не поддавались, выскальзывая из его рук.
Хозяин дома выпрямился и, держа в руках тающие кубики, размышлял, что же делать с ними дальше. Вот он заметил копну рыжевато-каштановых волос. Девра Брукс повернулась к нему, держа в руке пирожное.
– А, доктор Кон! Хорошая вечеринка!
– Спасибо! Вам нравится? Вы знаете присутствующих, Девра?
У нее очаровательная улыбка. Очень хорошенькая девушка. Такая кремовая кожа. Просто роскошная кожа.
– Да, знаю некоторых.
Девра наклонилась ближе к Мильтону и прошептала:
– А кто это с доктором О'Коннором? Мне кажется, я ее прежде не видела.
– Это Сара Морган, – ответил Мильтон вдыхая запах ее духов.
Очень сладкий цветочный запах.
– Она старшекурсница. Работает неполный рабочий день в моем офисе. Фактически только начала работать.
Девра внимательно разглядывала Сару. Мильтон видел, как Лайам сжал руку Сары, наклонился ближе к ней. Шустрый парень! Вы только посмотрите, как он пользуется своим обаянием! Эти ласковые взгляды и все прочее!
– Эти двое сегодня провели вместе очень много времени, – пробормотала Девра, разговаривая скорее сама с собой, чем с Мильтоном.
– Я не собирался ее приглашать, – признался Мильтон. – Но Лайам настоял. Он трижды звонил мне, чтобы убедиться, что Сара придет.
Мильтон видел, как сузились глаза Девры. Кремовая кожа порозовела.
– В самом деле?
* * *
– Я что-то проголодался. Вы не хотели бы где-нибудь поужинать?
Сара заморгала. Две рюмки вина и ей уже кажется, что он приглашает ее поужинать. Девушка подняла глаза на Лайама и увидела, что он ждет ответа.
Мне не следует пить на вечеринках.
Жарко. Немного кружится голова.
Одна рюмка – это предел. От второй рюмки у меня начинает двоиться в глазах. И становится трудно соображать.
Сара опасалась, что ей будет нелегко поддерживать с ним разговор – Лайам такой эрудированный! Но их беседа текла словно сама собой. И дело было не только в вине и в ярком огне в камине. И не в веселом настроении окружающих.
Не слишком ли много она говорила о себе?
Но Лайам так повел разговор, что у нее не было другого выхода.
Девушка пыталась перевести разговор на него самого. Ей хотелось, чтобы он рассказал ей о своей сестре, о переезде сюда из Ирландии, о том, как он рос здесь, в чужой стране. И о том, как он начал интересоваться фольклором.
Но Лайам, похоже, вовсе не стремился рассказывать о себе. Он упорно переводил разговор на нее, старался побольше узнать о ней самой, задавал вопрос за допросом. Темные глаза не отрываясь, смотрели на Сару. Казалось, ему были очень интересны ее ответы. Похоже, он был увлечен ею.
С огромным энтузиазмом Лайам рассказал Саре только что обнаруженную им историю о человеке, которому дали золотую монету. Эта монета вновь появлялась в кармане после того, как была истрачена. Сначала Сара не поняла смысла этой истории, но Лайам терпеливо объяснил.
А потом сунул руку в карман. Достал золотую монету. И вложил ее в руку девушки.
– Это тот самый флорин, – сказал он, поддразнивая ее. – Попробуйте его истратить. Он останется с вами навсегда.
– Потому что он волшебный? – спросила Сара и неожиданно ей захотелось поверить в волшебство так же, как в него верил Лайам.
– Потому что он ничего не стоит! – воскликнул он.
И они оба рассмеялись.
