Глава 2
Пару часов спустя они вновь отправились во все те же мрачноватые недра подземелий, захватив с собой несколько человек в лице опергруппы местного райотдела. Теперь уже без особых затруднений найдя место последней перестрелки, Лев подошел к трупу неизвестного, буквально изрешеченного пулями, и удивленно присвистнул:
– Ну надо же! Это ведь Трамвай, ешкин кот! Он же – Кушнилин, он же – Рачкин, он же – Гнедухов, и хрен поймешь, какая из этих фамилий настоящая.
– Трамвай?! – удивились остальные.
– Охренеть! – хмыкнув, отреагировал и Станислав. – Этого хмыря объявили в федеральный розыск, а он вон где обнаружился. Ну и ну!..
Впрочем, опера удивились гораздо больше, чем он, когда насчитали на теле Трамвая почти два десятка пулевых ранений.
– Вот это его изрешетили! – хохотнул из тесноты молоденький старлей. – Но что самое ценное, – кучность классная. Лев Иванович, это не вы его так?
– Это он сам себя изрешетил, внезапно испытав глубокое и искреннее раскаяние… – хмуро съерничал Станислав под смех присутствующих.
… Как и предполагал Гуров, Петр Орлов не испытал и тени восторга, когда узнал, что Трамвай «приказал долго жить». Он ведь так надеялся, что серийный отморозок пройдет через пекло судебного разбирательства и остаток дней будет гнить в одном из «санаториев» с железобетонным забором, увенчанным колючей проволокой. Не срослось…
Выслушав его ворчливые сентенции, Лев насмешливо напомнил, что Трамвай, получивший свое прозвище за серию убийств людей, которых подкарауливал на трамвайных остановках, в руках закона уже был. Рискуя своей жизнью, в момент очередного нападения его задержал молодой парнишка, возвращавшийся с тренировки юношеской хоккейной команды. Даже получив удар ножом, к счастью, не самый опасный, хотя подонок метил ему прямо в сердце, парень ухитрился нанести негодяю удар своими коньками с ботинками по голове. Да и проходившие мимо трое мужчин тоже не стали «праздновать труса» и, придя на подмогу отважному парню, скрутили отморозка и передали прибывшему наряду полиции.
– Вот, вот! – глядя в упор на Орлова, язвительно хохотнул Крячко. – Задержали, передали правоохранительным органам, а те его позорно упустили! И снова жертвы. Аж пять человек! Помнится, людоеда Джумагалиева тоже, вместо того чтобы грохнуть на месте и этим самым спасти десятки жизней, каждый раз отправляли на судмедэкспертизу, откуда он постоянно сбегал и продолжал кушать человечину. Отпад!
Насупившийся генерал угрюмо посмотрел на своего подчиненного и сердито пробурчал, что упустили Трамвая вовсе не правоохранители, а «раздолбаи от медицины». И вообще, судьбу обвиняемого должен решать суд, а не самосуд оперов-вольнодумцев, считающих, что им все позволено.
– …Кроме того, как теперь доказать, что убийства в подземельях совершал именно он? – выразительно разведя руками, вопрошал Петр. – Как провести очные ставки, как провести иные следственные действия на месте совершения преступлений?
– С кем очные ставки-то? – прищурился Гуров. – С теми пятью его жертвами? Что ты ерунду городишь? Доказательство его авторства в этих убийствах очень простое – нападение на нас. Почерк с прежними убийствами – один в один. Чего еще надо-то? И вообще… Если ты такой дельный и крутой, шел бы сам в эти крысиные норы, где темень – хоть глаз коли, и задерживал бы этого урода по всем правилам конвенции ООН по правам человека. Только вот не знаю, если бы он вдруг и тебе перо всадил в печенку, стал бы ты в этот «благостный» момент зачитывать ему его права?
Ничего не ответив на эту тираду, Орлов потер ладонью лоб и молча отмахнулся. Он и сам понимал правоту Гурова, но его должность обязывала говорить именно так, как он говорил. Ведь, если по совести, он сам любого нелюдя с превеликим удовольствием пристрелил бы не моргнув глазом. Взять этого же самого Трамвая, абсолютно неисправимого мерзавца и подонка. Он половину своей жизни просидел на тюремных нарах и причинил людям столько бед, что пролитых ими слез хватило бы на целый пруд, где давно уже стоило бы утопить эту гниду. Сидел он за кражи, не гнушаясь обкрадывать даже тех, кто и так еле сводил концы с концами, сидел за грабежи и разбои, сидел и по сто двадцатой нового УК. Последний раз, вернувшись из отсидки за насилие, сопряженное с нанесением тяжких телесных, в результате чего еще совсем молодая девчонка навсегда осталась калекой, Трамвай словно сорвался с цепи и занялся совершенно бессмысленным мокрушничеством.
После задержания и отправки его на судебно-психиатрическую экспертизу – туповатый на вид уголовник умел мастерски изображать из себя психически ненормального – он словно испарился. Почему-то осталось загадкой, кто именно принял решение отправить его не в специализированную клинику наподобие Института Сербского, а в заштатную уездную психбольницу, откуда Трамвай смылся в первую же ночь.
– Петро, что там насчет выходных? – прервав затянувшуюся паузу, напомнил о себе Станислав. – Прошлый раз кое-кто обещал нам вернуть отнятые два дня отдыха, да еще и за нынешнее дело добавить от щедрот своих. Чего молчишь-то?
– Ну два так два… – вздохнув, покорно кивнул генерал и тут же включил свой генеральский рык на полную мощь, заметив, что Стас собирается возразить: – Два! И – точка. Скажи спасибо, что эти даю.
Гуров, не принимавший участия в их диалоге, слушая спорщиков, лишь чему-то сдержанно улыбался. В этот момент резко зазвонил один из телефонов, стоящих на столе Орлова. Петр поднял трубку и, выслушав собеседника, который что-то долго и нудно излагал, отчего-то недовольно поморщился и сокрушенно выдохнул:
– Хорошо, мы займемся…
Он немного помолчал, после чего, конфузливо крякнув и побарабанив пальцами по столу, со вздохом объявил:
– Мои извинения, мужики, но… В общем, выходные переносятся на более поздний срок.
Стас при этих словах зашипел, как разъяренный кот, и стукнул себя кулаком по коленке:
– Да что же это за беспредел такой?!! Лева, а ты-то что ж молчишь?
– Что-то похожее я предчувствовал, как только зазвонил телефон… – все так же чуть заметно улыбаясь, невозмутимо произнес Гуров. – Даже еще раньше, когда Михаила передавали медикам, я уже тогда шкурой чуял, что сегодня обязательно приключится какая-то хрень, которую нас заставят расследовать. Вот, пожалуйста, – сбылось…
– Кстати, что там с Вилюевым? – вопросительно взглянул на него Орлов.
– По мнению врача, у него, скорее всего, отравление каким-то ядом наподобие чего-то нервно-паралитического. Причем пролонгированного действия, – думая о чем-то своем, неспешно ответил тот.
– Как это – пролонгированного действия?
– Это яд наподобие тех, что используют некоторые западные спецслужбы для устранения неугодных. Скажем, сегодня его подсыпали, а действовать он начинает только завтра. За это время диверсант успевает смыться. А человек умер, и хрен докажешь, что это было убийство, а не несчастный случай.
– Я-я-сно… Ну, а Михаил-то жить останется? – спросил генерал с оттенком сочувствия в голосе.
