Если вам пришло в голову, что вода, пробегающая сотни миль в открытом канале по пустыне, испарится и в итоге превратится в концентрат солей и ила, тогда позвольте вам заметить, что с таким негативным мышлением вас никогда не изберут на государственную должность в штате Аризона. Когда включили этот гигантский новый кран, разработчики запланировали — во всех направлениях от города — отгрохать в пустыне целые кварталы домов, облицованных розовой плиткой. Предполагалось, что все мы, остальные горожане, будем ликовать, когда новый поток воды ринется в наши трубы, хотя городские власти предупреждали, что эта вода какая-то особая. Мол, пить ее можно, но не вздумайте наливать в аквариумы: рыбки сдохнут.
Ну, мы ее пили, потом наливали в кофеварки, разводили детское питание этой водой, которой подавятся гуппи. Ах, Прекрасная Америка, где наши стандарты? И еще один вопрос: как же носители культуры предков, жители Европы, где в каждой стране количество населения в среднем такое, что как раз может заполнить любой наш национальный парк, как же они переживут присутствие Прекрасной Америки на своем рынке? Да они бульдозером переедут «Макдоналдсы», угрожающие существованию их любимых сыров! О, как они впадают в гнев, когда мы пытаемся втюхать им генетически модифицированные продукты! Они получают свою излюбленную ветчину из Пармы, что в Италии, вместе с любимым сыром, соблюдая древнейшие традиции гурманов. А что мы? Ну, для нас-то пармезанский значит не «родом из Пармы», а «родом из зеленой емкости миксера». Не за дурной ли вкус они вышвырнули нас в свое время из Европы?
Да нет, ничего подобного: нас выгнали оттуда в основном за бродяжничество, нищету и невероятную религиозность. Мы ехали сюда в поисках свободы, мы хотели создать новую культуру, мы хотели услышать, как Америка поет, соблюдая хороший ритм. А еще мы хотели протыкать себе пупки для понта и совать в рот все, что душа пожелает, не слыша вечного брюзжания: «Ты не знаешь, где оно валялось!» И вот, докатились: этого мы теперь и впрямь не знаем.
Усредненное подобие продукта питания на полках продовольственных магазинов США распространилось по всей стране: от центра до самых окраин. Это истинная правда. Природное топливо тратится на перевозку продуктов питания, на их охлаждение и переработку, и мы знаем, каковы последствия этого для окружающей среды. Вариант получения продуктов питания из источника, ближайшего к нашему дому в Таксоне, не показался нам более выигрышным. Пустыня Сонора веками предлагала людям запекшуюся грязь в качестве строительного материала, а для питания — кукурузу и бобы, дающие урожай после муссонов в конце лета, а весной — плоды диких кактусов и дикие клубнеплоды. Последними из народов, кто жил на этой территории, были хохокамы и пима, они не нарушали экологию. Когда сюда прибыли испанцы, они не кинулись тут же осваивать диету хохокамов. Наоборот: стали работать, наращивая фундаментальный долг перед экологией: высаживать апельсиновые деревья и люцерну, выкапывать колодцы, с каждым годом извлекая из водоносного слоя больше воды, чем когда-либо смогут восполнить десятки дюймов дождевых осадков. Аризона до сих пор считается аграрным штатом. Даже после демографического бума 1990-х годов 85 процентов воды, имеющейся в штате, все еще тратилось на выращивание таких влаголюбивых растений, как хлопок, люцерна, цитрусовые и пекановые деревья. Благодаря мягким зимам здесь можно искусственно поддерживать вечное лето, и мы до последнего извлекаем воду и создаем с помощью химикатов иллюзию наличия пахотного слоя почвы.
Я жила в Аризоне на заимствованной воде, и это страшно действовало мне на нервы. Мы — небольшое сообщество разросшегося клана давних поселенцев Таксона — разводили цыплят у себя во дворах и выращивали овощи на грядках для личного употребления, посещали рынки, покупая свежие продукты у аризонских фермеров, пытались в этом бензиновом мире организовать свою диету так, чтобы уменьшить соотношение «миля перевозок на галлон продукции». Но нашим грядкам требовалась поливка. Эта же проблема стояла перед фермами штата Аризона. И перед нами возник дьявольский выбор: или воровать воду у Мексики, или проедать газ Саудовской Аравии.
Традиционно работа и семья диктуют выбор места жительства. Следует также учитывать погоду, наличие школ и другие показатели качества жизни. Мы добавили еще один желательный показатель в свой список: нормальную воду (слава богу, кислород в Аризоне пока еще есть). Если бы нас держали тут семейные узы, может быть, мы сочли бы себя вправе претендовать на место за скудным обеденным столом Таксона. Но я приехала сюда хоть и в молодости, но все-таки уже взрослым человеком, потом, выйдя замуж и родив ребенка, добавила еще трех едоков к этой системе. Возможно, я загостилась в приютившем меня городе. Так вот и получилось, что в один прекрасный день мы, в количестве экипажа одного автомобиля, поплыли, загребая лапами по-собачьи против течения, направляясь в землю обетованную, где с неба падает вода и вокруг растет зелень. Мы были готовы к приключениям — предстояло перестроить свою жизнь в соответствии с цепочкой нашего питания.
Ну и, естественно, первым делом нам потребовалось накупить некалорийной пищи и запастись природным топливом.
В магазинчике самообслуживания при бензоколонке, здании, сложенном из шлакобетонных блоков, мы опустошили прилавки с поп-корном, кукурузной соломкой и шоколадными батончиками. Камилла (к тому времени уже подросток), выросшая на натуральных продуктах, сгребла огромную гору энергетических батончиков. Расчетливая, бережливая мама семейства выложила два бакса за ядовито-зеленую бутылку чая со льдом, стоимость которой не превышает пяти центов. Поскольку мы все явно немного спятили, то набрали несколько бутылок по 99 центов — такой воды полно в бесплатных питьевых фонтанчиках где-нибудь во Франции. В нашем тогдашнем состоянии 99 центов за хорошую воду казалось выгодной сделкой. Повезло бы так золотой рыбке.
Когда мы донесли свою добычу до кассира, небо внезапно потемнело. После двухсот безоблачных дней подряд забываешь, что это такое: когда облако вдруг закрывает солнце. Мы все невольно зажмурились. Кассирша сдвинула брови.
— Черт-те что, — сердито сказала она. — Похоже, дождь будет.
— Надеюсь, что так, — отозвался Стивен.
Она перевела нахмуренный взгляд с окна на моего мужа. Эта крашеная блондинка явно не радовалась дождю, ибо заявила:
— А по мне, так лучше бы его не было.
— Но дождь нам очень нужен, — возразила я. Как правило, я не вступаю в споры с кассирами, однако пустыня умирала, и к тому же мы уезжали из Таксона. Я от души хотела, чтобы тут все было хорошо.
— Знаю, так все говорят, но мне наплевать. Завтра у меня первый выходной за две недели, и я собираюсь позагорать.
В тот день мы проехали около трехсот миль по невероятно пересохшим землям пустыни Сонора, жевали соленые орешки кешью и чувствовали себя в чем-то виноватыми. Мы все в душе разделяли ее настроение: пусть наш выходной не будет омрачен дождем. Гром гремел где-то впереди нас, как бы исполняя желание недалекой кассирши позагорать как окончательную молитву, произнесенную над умирающей землей. В нашей пустыне мы дождя больше не увидим.