Если многие из нас считают такой стиль еды самоограничением, то это лишь потому, что они выросли, привыкнув получать любой овощ в любое время, независимо от природных условий. Может быть, мы теперь наконец по-настоящему приближаемся к подлинной национальной кухне. Ведь сейчас достаточно обеспеченные североамериканские эпикурейцы любят собраться вокруг стола, на белой скатерти которого расположились дары со всего мира, осторожно соприкасаясь боками: барашек из Новой Зеландии и итальянский поросенок, спаржа из Перу и изысканное французское «бордо». А на дату календаря никто и внимания не обращает.
Помню, как-то зимой я присутствовала как раз на таком пиршестве, закончившемся десертом из малины. Поскольку малина растет только в умеренном климате, не в тропиках, эти ягоды наверняка прибыли из какой-то глубинки Южного полушария. Я была поражена, что столь мелкий, очень нежный плод смог перенести путешествие через полмира и сохранить такой красивый вид (я сама смахиваю на развалину после простого ночного перелета из Калифорнии). И я осторожно выразила свой восторг этим фактом. Хозяйка, видимо, была поражена моей наивностью деревенской мышки. «Мы ведь живем в Нью-Йорке, — разъяснила она мне, — и можем здесь достать все, что пожелаем, в любой день года».
Она совершенно права. И я не хочу показаться неблагодарной, но мы получаем все за определенную цену. Большая часть этой цены измеряется не деньгами, но неучтенными долгами, которые будут платить наши дети в пересчете на раннюю смерть, экономические крахи и глобальное изменение климата. Я знаю, конечно, что невежливо поднимать такие вопросы за обеденным столом. Из-за нескольких ягодок малины (когда-нибудь попытаюсь я объяснить своим внукам) мир не рухнет. Я их съела и вежливо поблагодарила хозяйку.
Поведение человека невероятно противоречиво: не я первая это подметила. И почему-то никто не считает расточительное потребление ограниченных ресурсов проявлением вопиющей глупости или даже дурных манер.
С другой стороны, нашей культуре известен такой критерий, как моральный выбор. Для большинства из нас не станет причиной отказа от пищи, скажем, разрушение окружающей среды, затрата энергетических ресурсов, отравление рабочих. Другое дело, религиозные соображения. Поставьте тарелку с домашней ветчиной перед рабби, имамом и буддистским монахом, и тут же получите три различных варианта осуждения. Возможно, среди воздержавшихся будут также и гипертоники. Неужели так трудно сделать моральный выбор продуктов питания, основываясь на глобальных последствиях их производства и транспортировки? Ведь наша страна, население которой составляет лишь пять процентов от мирового населения, сжирает дотла четверть (!) всего мирового топлива и срыгивает просто ужас сколько отходов, загрязняя окружающую среду. Так не пора ли призадуматься?
Экспорт продуктов питания на огромные расстояния по своей сути не дает выгод фермерам третьего мира, но зато это очень выгодный бизнес для нефтяных компаний. На перевозку 1 калории скоропортящихся свежих фруктов из Калифорнии в Нью-Йорк требуется затратить около 87 калорий топлива. Это так же эффективно, как прокатиться на автомобиле на другой конец страны, чтобы позаниматься там на тренажере.
Во многих социальных кругах принято, чтобы хозяева побеспокоились о том, чем кормить гостей-вегетарианцев, даже если сами они едят мясо. Может быть, миру стоит проявлять больше гостеприимства к тем, кто в своем питании ограничивается продуктами, не требующими расходов топлива на их перевозку? Как назвать таких людей? Ненавистники нефти? Сезонники? Местные едоки, домодеи? В последнее время я нашла термин местники, и он мне очень нравится, ибо описывает понятие и в научном смысле, и в социальном.
Существует Международное общество сторонников медленной еды. Чем привлекает стратегия медленников (на их логотипе изображена улитка)? Тем, что они призывают радоваться тому, что мы имеем, защищать радости, которые может дать питание сезонными продуктами. Очень странно, что этого не понимают наши власти. Я тут читала письмо одного человека в газету, бедняга был сильно разочарован. Только представьте: он изучил новую пирамиду продуктов питания, рекомендованную современными американскими диетологами, и решил в точности соблюсти их рекомендации: «две чашки фруктов, две с половиной чашки овощей в день». Ну и отправился в ближайший продовольственный магазин, купил там (клянусь честью) сливы, груши, персики и яблоки — всего восемьдесят три штуки. И с возмущением сообщил, что буквально все купленные фрукты оказались «гнилыми, мучнистыми, безвкусными, несочными или твердыми, как камень, и не желали созревать».
Судя по дате выпуска газеты, это произошло в феврале или марте. Сей джентльмен живет в городе Фростбурге, штат Мэриленд, где в это время стоит глубокая зима. Я уверена, он вовсе не думал, что вкусные, созревшие на деревьях сливы, персики и яблоки висят за его окном в саду и ждут, когда их соберут в… гм… Фростбурге (да само это название дословно переводится как «морозный город»). Спрашивается, из чего же исходили диетологи, составляя свои рекомендации?
Если взять за правило питаться местными продуктами, то всегда надо помнить, что фрукты — это продукт фруктового сада, а зимняя тыква — плод, созревающий на ферме в октябре. Подобная стратегия позволяет тратить отложенные на питание деньги в пределах своего региона, где они попадают в оборот в вашу местную школьную систему или местный бизнес. Зеленые пространства, окружающие ваш город, останутся зелеными, и фермеры, живущие поблизости, на следующий год вырастят больше продукции для вас. Но прежде всего это стратегия экономического выигрыша для любого, у кого во рту есть вкусовые рецепторы. Она начинается с обдумывания позиции, которая внешне может показаться строгим ограничением, но это не так. Жители холодных регионов должны объединиться и научиться проходить мимо внесезонных фруктов: вы ничего не теряете, это всего-навсего гнилые, мучнистые, безвкусные, несочные, твердые, как камень, не желающие созревать плоды.
Кто в выигрыше?
Как вы думаете, покупая вместо местных овощей, например, южноамериканские, мы вредим или помогаем фермерам развивающихся стран? Если вы представляете себе благодарного фермера Хуана с семьей, радостно утирающих пот со лба, когда вы покупаете их эквадорские бананы, то хочу вас разочаровать. Лучше нарисуйте себе вместо этого другую картинку: главного исполнительного директора фирмы «Доул», сидящего в благоустроенном офисе в Калифорнии. Он зарабатывает 1,4 биллиона долларов: Хуан же — около 6 долларов в день. Основные деньги делаются на перевозке продуктов на огромные расстояния, и в основном здесь выигрывают перерабатывающая промышленность, брокеры, владельцы судов, супермаркеты и нефтяные компании.
В развивающихся странах имеет место перепроизводство товаров, которые продаются на международном рынке по ценам намного ниже рыночных, подрывая их и без того хрупкую экономику. Часто это приводит к уходу мелких фермеров в города в поисках работы, что сокращает объем сельскохозяйственного производства страны и вынуждает население покупать те же самые продукты, привозимые из-за границы. Те, кто все же остается на фермах, в итоге рискуют из владельцев земли превратиться в наемных рабочих на плантациях, ставших собственностью международных корпораций. Нельзя также забывать и об экологии. Так, покупая соевые продукты из Бразилии, например, мы, скорее всего, поддерживаем международную компанию, которая сожгла бесчисленные территории амазонских дождевых лесов, чтобы выращивать сою на экспорт, разрушая образ жизни местного населения. Глобальные торговые сделки, заключенные Всемирной торговой организацией и Всемирным банком, позволяют корпорациям закупать продукты питания у стран с самой плохой экологией, низким уровнем безопасности и тяжелыми условиями труда. Когда сделки переносятся на потребителей, это натравливает фермеров разных стран друг на друга, а зарплаты падают по нисходящей спирали. Качество продукции как-то уже не имеет значения.
