Праздничное действие повторялось трижды, каждый раз продолжаясь по нескольку часов. Его смог увидеть весь город.
В первый день императрица с придворными смотрела «Торжествующую Минерву» из дома Ивана Ивановича Бецкого, сидя за окнами второго этажа.
Когда первый раз развернулось пред очами императрицы и ее свиты продолжительное яркое шествие, все невольно затаили дыхание, прильнув вплотную к оконным стеклам.
– Какое великолепие! – тут же воскликнула молодая фрейлина, Елизавета Бутурлина.
– Боже мой, Федор Григорьевич просто волшебник, – восхитился Иван Иванович Бецкой. Подвижные его глаза загорелись неподдельным интересом, а рот от удивления буквально оставался открытым почти все представление.
Все они, в крайнем восхищении, дружно делились впечатлениями, узнавая персонажей каждого отделения кажущегося бесконечным шествия.
Наконец все просто ахнули, когда появилась сама Минерва – изящная молодая женщина в развевающихся белых одеждах.
– Ваше Величество, смотрите, – воскликнул Строганов, указывая пальцем на богиню Мудрости, – а стервец Волков нашел Минерву, зело похожую на вас!
– Понятное дело – похожа! Минерва, богиня мудрости, символизирует нашу государыню, – сдержанно пояснил Алексей Орлов, тайным быстрым глазом оглядываясь на императрицу.
Григорий Орлов крепче сжал руку Екатерины, безотрывно и с восхищением наблюдавшей происходящее.
По окончании представления все выдохнули, и, продолжая делиться впечатлениями, расселись – кто на диванах, кто в креслах. Разместив свое пухлое изнеженное тело на сиденье, Никита Панин заметил категоричным тоном:
– На мой взгляд, Волков вкупе с Херасковым и Сумароковым поработал отменно, даже гениально! Такое представление никто никогда и нигде не видел. Се совсем новое, необыкновенное зрелище. Такового, полагаю, никогда не видывали не токмо в России, но и ни в одной другой стране.
– Куда им, – согласно закивал граф Строганов. – Для того надобно иметь монархиню, подобную нашей. А у них таковой нет и не будет!
Он характерно развел руками, дескать, ничего тут не поделаешь.
Все украдкой посматривали на императрицу и видели ее великое удовлетворение. Она радовалась и смеялась, говорила и, вспоминая сцены из представления, часто умилялась актерскому мастерству многих участников шествия. Оно ей так полюбилось, что следующие два дня она наблюдала за маскерадом, объезжая улицы Москвы в раззолоченной карете, запряженной восьмеркой неаполитанских лошадей с цветными кокардами на головах. Императрица, в сопровождении двух-трех приближенных, сидела там, в ало-бархатном русском платье, унизанном крупным жемчугом, со звездами на груди и в бриллиантовой диадеме на голове, внимательно разглядывая представление через хрустальные окна кареты. Останавливалась, завидев приближающегося на коне любимого Федора Волкова. Сойдя с коня, бросив слуге поводья, Федор Григорьевич подсаживался в карету, и они увлеченно обсуждали разыгрывающуюся перед ними сцену. Спустя короткое время, рассыпавшись в любезностях и поцеловав ей руку, главный руководитель, не доверяя никому свое детище, снова садился на коня, дабы самому следить за шествием.
Государыня Екатерина рассчитывала, что сие необычное зрелище вдобавок привлечет к ней внимание простого люда. Ей хотелось, дабы как можно больше людей увидели ее и полюбили бы на всю жизнь. И в самом деле: несмотря на холодную погоду, все окна, балконы и крыши домов были покрыты любопытными зрителями. Окромя того, толпы народа провожали саму театрализованную процессию. Но завидев золоченную царскую карету, люди забывали о представлении, кланялись и бежали следом, надеясь хоть краем глаза увидеть новую императрицу.
Народ так оным маскерадом прельстился, что долгое время из уст в уста все рассказывали о нем своим близким и родным.
По просьбе императрицы Федор Волков предстал пред ней в ее покоях сразу же после завершения последнего показа «Торжествующей Минервы». Выглядел он изможденным, но совершенно счастливым. В комнате, окромя троих Орловых и Ивана Елагина, находился и приглашенный императрицей Александр Васильевич Суворов, токмо прибывший из Москвы и получивший от государыни в подарок ее портрет в раме с бриллиантами. И императрица Екатерина Алексеевна, и Григорий, и все остальные встретили любимого актера шумным восторженным приветствием.
Екатерина обняла его, обдавая запахом приятного парфюма, и с чувством трижды расцеловала.
– Дорогой мой Федор Григорьевич, – говорила она глубоким проникновенным голосом, ведя его к креслам, – вы превзошли все мои ожидания! И не токмо мои. Господа, – обратилась она к присутствующим, – каково? Что вы изволите сказать герою последних дней?
Она уселась рядом с Волковым.
Все одновременно разноголосо выразили свое восхищение.
– Господи, скажите же, Федор Григорьевич, как вам удалось, можно сказать, одному подготовить сей шедевр? – вопрошала императрица, не сводя глаз с любимого актера.
Раскрасневшийся и весьма смущенный Федор Григорьевич, глухо кашлянув в руку, ответил:
– Ну, что вы, Ваше Императорское Величество, один бы я не смог учинить сие действо. Над сценариями, текстами и всем остальным работали лучшие литераторы, художники и подмастерья Санкт-Петербурга и Москвы. Огромную помощь оказал ваш статс-секретарь и директор Императорских театров. – Тут Федор с благодарностью указал рукой на Ивана Перфильевича Елагина, тот с достоинством поклонился. – Благодаря ему я мог легко связываться с вами, Екатерина Алексеевна.
Волков повернулся к императрице и нежно поцеловал ей руку. Императрица в ответ поспешно пожала ему руку. Они улыбались друг другу глазами. Наступившую было паузу нарушил Елагин:
– Такожде, – сказал он, – подготовкой маскерада занимались Михаил Матвеевич Херасков, написавший объяснительные стихи к программе, и Александр Петрович Сумароков, сочинивший хоры и песни.
– Да, хоры и песни были просто незабываемы! – восторженно заметил Александр Строганов. – А вот мне любопытно: кто же смог сочинить таковые огромные движущиеся платформы для актеров?
Елагин, опередив Волкова, ответил и на сей вопрос:
– Сие изобретение Бригонция, итальянского театрального механика. Он сам напросился в помощники Федору Григорьевичу и, как все вы увидели, не подвел.
– Как же долго готовили вы сие представление? – обратился Алексей Орлов к Волкову.
Федор Григорьевич, скромно опустив глаза, отвечал:
– Подготовку к маскераду начали за несколько месяцев до представления, тогда, когда после коронации государыня отправилась в Троице-Сергиеву лавру. Думаю, заняло все примерно три месяца. Мы обдумывали с Сумароковым и Херасковым сценарий маскерада с многочисленными аллегориями и символами, которые долженствовали прославить Ея Величество Екатерину Алексеевну.
Произнеся ее имя, Волков паки поднял тяжелые веки. Голубые, чуть покрасневшие воспаленные глаза смотрели на нее с обожанием. Екатерина ответила ему счастливой улыбкой и сияющим взглядом.
