* * *
Еще в год начала войны с турками в Киеве вспыхнула эпидемия чумы. От морового поветрия погибло около шести тысяч киевлян. Трупы выкидывали прямо на улицы, подбрасывали к соседним домам, дабы не нашли очаг заражения и не сожгли дом. Несчетных мертвецов не успевали хоронить. По указу Екатерины в Киев были направлены коллежский асессор, доктор Иоганн Лерхе и майор Шипов. Через два месяца, в том числе и благодаря начавшимся трескучим морозам, заразу искоренили. Вестимо, сжигали дотла дома, где обнаруживались больные, а здоровые отправлялись на Днепровский остров на карантин. Больных держали в лазаретах. Весьма отличились во время чумы немец по происхождению, аптекарь Григорий Бунге, и сын его Христиан-Георг, чуть не погибший от болезни сам, но сумевший выжить. Осенью указом Екатерины Григорий Бунге был удостоен почетного звания аптекаря. Кроме того, он принял российское подданство.
В декабре заболевшие чумой обнаружились в Москве, в самой отдаленной части города – в Лефортове, в сухопутном гошпитале. Пока штаб-доктор Шафонский, штат-физик Риндер и другие известные медики Москвы спорили о характере болезни, зараза появилась на суконном дворе за Москвой-рекой, откуда рабочие разнесли ее по всему городу. К лету смертность достигла девятисот человек в день! Население охватил панический ужас. Понятно, что никто не работал на своих местах: все, кто мог, бежал из Москвы. Сами власти не знали, что делать. Градоначальник, прославленный вояка, фельдмаршал Салтыков, пребывал в отчаянии. Отсылая ежедневно депеши Ея Величеству Екатерине, он писал в одной из них: «Болезнь так умножилась, и день ото дня усиливается, что никакого способа не остается оную прекратить, окромя как дабы всяк старался себя охранить». Боясь за свою стариковскую жизнь, он просился уехать на время, пока исчезнет страшная болезнь, и, не дождавшись разрешения, бежал – в свое подмосковное имение Марфино.
В августе брошенные на произвол судьбы москвичи толпами собирались у Варварских ворот, где находилась чудотворная икона Богоматери. В народе мгновенно распространилась молва, что человек, прикоснувшись к иконе, избавится от злополучной болезни. Огромное скопление людей и давка у иконы токмо способствовали распространению заразы. Дабы помочь людям, архиепископ Амвросий приказал увезти икону. Узнав об оном, вооружившись всем, что попалось под руку, люди устремилась в Донской монастырь, где находился архиепископ. Толпа всюду разыскивала его, но безрезультатно. Они уже собирались уйти, как вдруг вбежавший в церковь вместе с толпой мальчик увидел край его платья из-за иконостаса. Амвросия схватили, выволокли на улицу и стали допрашивать.
Архиепископ отвечал спокойно и с достоинством, что несколько успокоило толпу. Но тут прибежавший из кабака дворовый Василий Андреев ударил Амвросия колом, и готовая на крайние меры разъяренная толпа растерзала архиепископа.
Получив донесение о сих событиях, Екатерина назначила губернатором Петра Дмитриевича Еропкина, наделив его неограниченными полномочиями, с наказом, что коли он осилит задачу, то получит от нее все, что токмо захочет. Еропкин сделал все, от него зависевшее. Он собрал в кулак все разрозненные воинские команды и нанес мятежникам поражение у стен Кремля. Бои мятежников и правительственных войск продолжались на улицах Москвы три дня. Екатерина подарила Еропкину за стойкость и героизм двадцать тысяч рублев и звезду Андрея Первозванного. Хотела дать новые поместья с крестьянскими душами, но Еропкин отказался, объясняя тем, что у него все есть, а лишнее – ни к чему. Но благодарная Екатерина преподнесла дорогой подарок его жене. Тем не менее, надобно было делать что-то с самой бушующей болезнью, которая продолжала уносить жизни.
* * *
Прошло почти десять лет с той встречи, когда Екатерина с первого взгляда влюбилась в Григория Орлова. И настало время, когда он стал для нее обузой: чем больше укреплялась она на троне, тем ревнивее и подозрительнее становился граф. Екатерина не могла любить его, как прежде. Она все такожде нуждалась в его ласках, но он явно не был птицей ее полета. Были в ее окружении мужчины, с коими она испытывала удовольствие, просто беседуя с ними. Далеко не надобно было ходить: ей никогда не было скучно разговаривать с родным братом Григория, Алексеем. Никогда его речи не были легковесными и, тем паче, глупыми, что нередко позволял себе его старший брат. Однако, несмотря на все оное, она бы и не думала оставить Григория, коли бы не его амурные приключения на стороне.
Граф Григорий Григорьевич чувствовал полное охлаждение к нему со стороны императрицы и понимал, что натворил много неприятностей своими легкомысленными поступками. Он всеми силами хотел растопить холодность императрицы, вернуть ее любовь. Орлов искал любую возможность для оного. Шанс представился ему, когда случилась моровая язва в Москве. Он уговорил Екатерину послать его спасти москвичей. В конце сентября Екатерина обнародовала манифест, где писала, что видит прежалостное положение города Москвы, и что великое число народа мрет от прилипчивых болезней и, дабы прекратить, колико смертных сил достанет, погибель рода человеческого, она посылает в Москву верного человека, графа Григория Орлова. Граф получил широкие права: ему должны были повиноваться все учреждения, входящие в Сенат Московских департаментов. В тот же день он выехал на помощь Москве с четырьмя полками лейб-гвардии. Въехал Орлов в Первопрестольную через пять дней, несмотря на распутицу, и расположился со свитой в бывшем Лефортовском дворце. Обезумевшая чернь вскоре сожгла дворец, но Орлов, видя повсеместные страдания, не стал искать виновных в оном, а делал все от него зависящее, дабы хоть как-то успокоить город. Он увеличил число больниц, а работавшим там крепостным крестьянам обещал вольную. Дабы завлечь больных лечиться в больницах, выздоровевших на выходе снабжали бесплатным питанием и одеждой. На Таганке открыли сиротский приют для детей, оставшихся без родителей. За время пребывания графа Орлова в Москве было сожжено более трех тысяч ветхих домов, где прежде жили больные, а шесть тысяч домов подвергли дезинфекции. Смертной казни предали лишь четверых убийц архиепископа Амвросия, сто семьдесят смутьянов высекли кнутом и розгами, а затем отправили либо на галеры, либо на казенные работы.
В начале ноября, с наступлением морозов, чума значительно ослабела. Эпидемия была остановлена, и Екатерина приказала устроить Карантинный двор. Пробыв в Москве около трех недель и основательно изменив ситуацию к лучшему, Орлов собрался возвратиться в столицу.
Государыня Екатерина Алексеевна приказала своему статс-секретарю Козьмину, подготовить бумаги для нового губернатора Москвы, назначенного вместо фельдмаршала старика Салтыкова. Государыня, наученная опытом, не хотела оставлять Белокаменную без власти, посему граф Орлов должон был дожидаться нового губернатора, князя Волконского.
Указ об отозвании Орлова и о назначении главнокомандующим Москвы князя Михаила Никитича Волконского слушался в середине ноября. С приездом Волконского Григорий Орлов выехал в Петербург. Ему предстояло выдержать почти двухмесячный карантин пред въездом в столицу. Екатерина, однако, пожалев его, собственноручным письмом разрешила ему и его сопровождению ехать прямо в Петербург. Здесь ожидала его торжественная встреча: в Царскосельском парке были воздвигнуты внушительные деревянные ворота с изображением его подвига и со строчкой поэта Майкова: «Орловым от беды избавлена Москва». В честь него выбили медаль: на одной стороне портрет Орлова, на другой Курций, бросающийся в пропасть, и надпись: «и Россия таковых сынов имеет».
