– Однако все-таки он умер православным, – сказала она и перекрестилась. – Царство ему небесное!
– Царство небесное, – перекрестившись, повторила за ней, Дашкова.
Тяжело вздохнув и посмотрев на подругу, императрица сказала:
– Надобно написать манифест по поводу его кончины. Что сказать там – не представляю.
Дашкова пристально посмотрела куда-то в пространство, поправила завиток на виске и решительно принялась излагать:
– А ничего и не надо выдумывать. Надо так и сказать народу про то, что желал изменить государственную религию, что хотел мира с Пруссией. Понятно, как народ сие примет – все ненавидят пруссаков. И оного хватит! Народ любит вас, Ваше Величество, а Петра Федоровича никогда не почитал.
– Я поговорю с Паниным, Орловыми, Разумовским и другими. Теплов подготовит текст. Он лучше всех умеет работать со словом. Посмотрим…
– Теплов? А я думала, Федор Волков вам более по душе. Мне сказывали, в Измайловском полку он взял чистый лист бумаги и зачитал ваш первый манифест. Все думали, будто он и вправду его читает.
Глаза Екатерины потеплели.
– О да, ему равных нет. Он феномен!
– Я слышала, будто он отказался от ордена Андрея Первозванного и даже от поста кабинет-министра, лишь бы токмо быть вхожим в ваши покои без доклада.
Екатерина впервые за день рассмеялась. Шлепнув веером по руке подруги, она спросила:
– И откуда вы таковые подробности знаете, Екатерина Романовна?
– Ах, Ваше Величество, чего только я не знаю! – но тут же пресекла себя. – Знаю, но не более вас, Екатерина Алексеевна. Да, кстати, Иван Иванович Шувалов паки прислал мне несколько новых книг.
Императрица отвела свой веселый, но цепкий взгляд.
– Любит тебя сей Шувалов. Книги присылает… Я же после всех наветов, что Шуваловы на ухо императрице Елизавете нашептывали, с трудом переношу их всех.
– Ваше Величество, милая моя, любимая! Он из них самый безобидный. Всем известно, как он Ломоносову покровительствует. Коли не он, Шумахер уже бы съел Михайло Васильевича.
Екатерина промолчала.
Постучав, вошли слуги, скользя по паркету, бесшумно поставили приборы с обедом и удалились. Екатерина пригласила подругу к низкому столику на гнутых ножках. Обе откушали. С минуту они переглядывались, потом императрица сказала с усмешкой:
– Меня теперь волнует, как Федор Григорьевич справится с представлением, кое готовит по программе, составленной Сумароковым и Херасковым.
Княгиня улыбнулась.
– Он умрет, но все сделает для вас, Ваше Величество!
– Ну уж, умрет! Федор Волков мне живой нужен.
– Да, – вспомнила Екатерина Романовна, – я вас хотела поблагодарить за поручика лейб-кирасирского полка, Пушкина Михаила Алексеевича. Он счастлив получить пожалованное вами заведование Мануфактурной коллегией.
Княгиня Дашкова обняла и поцеловала императрицу.
– Да, ваш Пушкин совсем как поручик лейб-гвардии Семеновского полка Александр Талызин, – заметила императрица. – Ни минуты не колеблясь, сняли с себя мундиры и отдали нам.
– Вот и награда за службу: теперь мой спаситель – камер-юнкер!
Императрица, ласково глядя на подругу, вдруг призналась:
– Княгиня, в день для меня и всей России, как я понимаю, судьбоносный, я поняла одно: русские люди – необыкновенный народ! Я приложу все свои усилия и всю свою жизнь положу для его блага.
Последние слова Екатерина Алексеевна произнесла дрогнувшим голосом. Дашкова, видя, как крупные слезы покатились из глаз императрицы, обняла ее и прослезилась сама.
Екатерина приложила пальцы к вискам, виновато посмотрела на подругу.
– Катенька, теперь мне надо прилечь, отдохнуть. Голова словно воспалена, не могу ни о чем думать.
Она поискала глазами на соседнем столе:
– Где же моя табакерка? Не знаю, как вы, но у меня головную боль как рукой снимает, стоит токмо понюхать ароматного табака.
Дашкова поднялась со своего места и легко нашла табакерку.
– Табак, Ваше Величество, многим помогает. Что-то происходит с кровью, видимо.
Она поправила прическу у зеркала.
– Я ухожу, Ваше Величество, вам надобно хорошенько отдохнуть. Прикажите не беспокоить вас, поспите подольше – и ваш ясный ум сумеет решить все первоочередные задачи. Я приеду к вам завтрева, ежели вы не против.
– До свидания, княгиня, – сказала Екатерина, поднимаясь из-за столика. – Буду рада увидеть вас, – произнесла она слабым голосом, – и вы правы, надобно быть сильной.
Дашкова энергично обняла подругу и, ободряюще улыбнувшись ей на прощанье, выскользнула из комнаты.
* * *
Императора Петра Федоровича похоронили десятого июля в Александро-Невской Лавре, там же, где три года назад похоронили их маленькую дочь Анну. Хотя приближенные настойчиво отговаривали, императрица Екатерина Алексеевна, отдавая последний долг законной супруги, тайно присутствовала на погребении. Ее удивило, что, кроме приглашенных на церемонию особ и голштинских офицеров, народу собралось изрядно: они заняли все пространство от монастырской рощи до Благовещенской церкви. Ей донесли, что народ дивится, отчего лицо упокоившегося императора столь черного цвета. Дескать, никак государь был удушен. Императрица уехала назад в столицу в крайне беспокойном состоянии.
Прибыв через день после похорон императора в столицу, Алексей Орлов находился в плохом настроении. Остановившись в Зимнем дворце, в покоях брата Григория, он битый час стоял у окна, углубившись в свои мысли, и ни на кого не смотрел. Как не старался его расшевелить старший брат, тот никак не реагировал. Они поджидали Ея Величество, занятую разговором в соседней комнате, со своей подругой, Дашковой Екатериной Романовной.
– Ты не переживай, – успокаивал брата Григорий, – государыня-матушка наша уже пережила сию новость о Петре, и думаю, найдет выход из положения. Она уже выпустила манифест о смерти императора, сообщила народу причину: умер от геморроидальных колик. Так что поди докажи теперь, кто виноват в его смерти.
Алексей слушал, вздыхал, но головы не поднимал. Он понимал, что сделал то, чего никто, окромя него, не решился бы сделать ради спокойствия императрицы и отечества. Для оного надобно было не токмо радеть за отчизну, но еще и сильно любить и почитать государыню. Посему ему ничего не стоило все взять на себя. Нынче ему станет понятно, правильно ли он понимал императрицу Екатерину.
Однако, он не был полностью уверен, как она воспримет сей его поступок и потому с тяжелым сердцем ждал встречи с ней.
Послышались легкие шаги, и в кабинет вошла улыбающаяся Екатерина Алексеевна. Оба встали. Скользнув глазами по старшему Орлову, она остановилась на Алексее.
