Основной тактический принцип российской информационной войны – понятие «рефлексивного управления». Как пишет Тимоти Томас (Timothy L. Thomas), аналитик Центра по изучению зарубежных вооруженных сил при армии США и эксперт по новейшей российской военной истории и теории, рефлексивное управление включает в себя «передачу противнику специально подготовленной информации с тем, чтобы убедить его по собственной воле принять решение, выгодное инициатору передачи». Другими словами, настолько хорошо знать поведение вашего противника, чтобы спровоцировать его на любое нужное вам действие.
Известный пример подобной тактики – ежегодные военные парады на Красной площади во время холодной войны, когда СССР предъявлял миру свои ядерные баллистические ракеты. В Союзе знали, что это был единственный момент, когда западные аналитики могли своими глазами увидеть их арсенал, поэтому они выкатывали на площадь макеты ракет с боеголовками невероятного размера. Расчёт был на то, при виде могущества последних новинок советского вооружения на Западе начнётся паника. Цель, пишет Томас, «состояла в том, чтобы послать зарубежных учёных, желавших скопировать последние образцы мощнейшего оружия, по ложному пути, потратив впустую время и средства».
В советские времена концепция «рефлексивного управления» подвергалась тщательнейшему научному изучению. Возглавлял научную группу Владимир Лефевр, который, по словам Томаса, «описывал рефлексивное управление в контексте и в рамках логики рефлексивной игры». На заре двухтысячных Институт психологии РАН два раза в год издавал журнал, посвящённый этому феномену. Там публиковались статьи об «алгебре совести» и «рефлексивных играх между людьми и роботами».
Применительно к ландшафту информационной войны «рефлексивное управление» означает, что эстонцам оставалось лишь гадать об истинных намерениях Кремля. Их охватил паралич от неспособности адекватно ответить на провокации, цели и задачи которых определить невозможно – ведь цель провокации может быть только в том, чтобы вызвать у жертвы чрезмерную реакцию. «Когда российские политики заявляют, что Россия способна захватить Эстонию, значит ли это, что они действительно собираются вторгнуться в нашу страну?» – к нашей экскурсии по президентской резиденции присоединилась Ииви Массо, советник Ильвеса по вопросам безопасности. «Или они просто пытаются нас деморализовать? Или они хотят, чтобы их цитировали западные журналисты, чтобы послать сигнал рынку о том, что наше положение нестабильно, и подорвать таким образом наш инвестиционный климат?»
* * *
Спустя несколько месяцев после моего визита в Эстонию я попал на семинар по политике НАТО в Киеве, на котором должны были изучить новые проблемы, стоящие перед Западом. Семинар проходил в помещении, который был похож на бальную залу шикарного отеля, с пышной лепниной и зеркальными потолками. Председательствовал на семинаре уроженец Корнуолла, человек небольшого роста, который покачивался на стуле перед экраном со слайдами презентации в PowerPoint. Это был Марк Лейти (Mark Laity), бывший корреспондент «Бибиси», освещавший оборонную промышленность, а сегодня глава отдела стратегической связи в НАТО.
На большом экране за спиной Лейти показывали схему основных элементов повествования: как конфликт ведёт к желанию его разрешения, которое, в свою очередь, реализуется через «действия, участников и события». Примерно то же самое рассказывают студентам первого курса киношколы или на семинарах по литературоведению. Авторы презентации подчёркивали, что мир нужно рассматривать как «систему историй» внутри «нарративного ландшафта». Для присутствующих, в основном военных и госслужащих, этот взгляд на мир был в новинку. Они прилежно конспектировали.
НАТО до сих пор никому не удавалось победить на поле боя, но Лейти ясно давал понять, что «нарративный ландшафт» – совершенно новая, неизведанная территория, на которой у НАТО больше нет явного преимущества. Наиболее очевидно это стало в последние несколько лет, когда Кремль начал активно испытывать альянс времён Холодной войны на прочность, иногда исподтишка, а иногда в лоб. Семантическая ловушка, в которую попал альянс, содержится в статье 5 Североатлантического договора. В ней говорится, что нападение на одну из стран альянса расценивается как нападение на весь альянс в целом. Именно к 5 статье обращался в своей Таллинской речи Обама, описывая её положения как «кристально ясные». Но можно ли свести этот принцип на нет, не сделав ни одного выстрела? Подпадает ли под действие 5 статьи кибер-атака на Болгарию, совершённая некими хакерами, симпатизирующими России? А что если в пограничном городе одного из прибалтийских государств произойдёт восстание, устроенное местными жителями, но с подозрительными связями с российскими спецслужбами? Готовы ли все страны НАТО начать войну, чтобы жители Эстонии могли проверить свой банковский счёт через интернет?
С самого начала конфликта в Украине Кремль непрерывно провоцировал своих западных соседей и более привычными средствами (Россия, разумеется, утверждает обратное). В 2010 году в латвийских водах было замечено военное судно под российским флагом. В 2014 году таких случаев уже было 40. В 2010 году латвийские истребители пять раз поднимались в воздух по тревоге. В 2014 году – больше сотни раз. В феврале российские бомбардировщики были замечены у побережья Корнуолла.
Все эти манёвры поставили НАТО в тупик. Никак не отреагировать – значит, продемонстрировать бессмысленность этой организации. Поэтому Обаме и пришлось ехать в Таллин, а британскому министру обороны Филиппу Хэммонду в марте выпустить жёсткое заявление о том, что «Россия представляет величайшую угрозу нашей безопасности». Но, с другой стороны, Кремль отлично знал, что НАТО не может не ответить на провокации. А вдруг только это и нужно, чтобы показать бессилие альянса?
Если битва перейдёт в «психосферу», военное могущество НАТО окажется бесполезным. Более того, оно может стать ахиллесовой пятой – сама мощь альянса делает его неповоротливым, а демонстрацию её бесполезности – такой заметной. Прошлой зимой я встречался с Риком Стенгелем (Rick Stengel), заместителем госсекретаря США по вопросам публичной дипломатии – именно он должен сформулировать американский ответ на загадочные информационные операции России. Стенгель, в прошлом редактор журнала Time, работает в том самом кабинете в Вашингтоне, в котором когда-то Джордж Маршалл разрабатывал планы по послевоенному восстановлению Европы. По выходным он ездит домой в Нью-Йорк, где я с ним и встретился в кафе на Верхнем Вест-Сайде.
«Когда я работал в Time, моим девизом было “мы объясняем мир Америке, а Америку миру”», сказал мне Стенгель. Свою новую должность он рассматривает как применение той же философии, но в более глобальном масштабе: любой цели можно достичь, если терпеливо объяснять свою точку зрения, используя только точные, проверяемые факты. После аннексии Крыма команда Стенгеля выпустила сборник фактов, который она распространяет в социальных сетях, пытаясь противостоять российской кампании по дезинформации – что-то вроде американской правительственной версии украинского сайта StopFake. По словам Стенгеля, это «трезвая оценка официальной линии Кремля».
Его активность не ограничена Россией: Госдепартамент США запустил в твиттере кампанию против «Исламского государства» под лозунгом «Подумай ещё раз и отвернись». Цель этой кампании – «открыть глаза на правду о терроризме» и отвадить потенциальных новобранцев от отрядов ИГИЛ (если учесть, с какой скоростью «Исламское государство» набирает новых членов в свои ряды, сложно сказать, насколько успешна именно эта кампания). Этот подход явно имеет свои корни в ценностях либеральной журналистики: Стенгель считает, что если его аргументы и доказательства убедительнее, то в споре он выйдет победителем.
