Михаил Викторович плюнул в ладонь и в то же место воткнул сигарету. Плевок затушил ее, и все-таки он почувствовал боль, но именно это ему и было нужно. Встряхнуться изнутри захотел, вытолкнуть из головы сомнения. Да, Федосов умыл его, спровоцировал ситуацию, сорвал с нее куш, расширив свое присутствие на рынке строительных услуг, но катастрофы нет. Восемнадцать миллионов на счету, а следствие, похоже, зашло в тупик, возможно, сам Федосов этому и поспособствовал. Если так, то гроза выдохлась, и молния уже не ударит. Ира отпишет восемнадцать миллионов ему, он переведет деньги на свой заграничный счет, а там уже будет видно, как быть. Может, и не нужно уезжать из страны; почему бы не открыть новое дело, стартовый капитал для этого есть?..
А чтобы с Ирой до поры до времени ничего не случилось, он возьмет ее под личный присмотр. Дом у нее хороший, место замечательное, так почему бы не пожить там, пока все не утрясется?..
* * *
Дело еще не закрыто, личная собственность все еще под угрозой, к тому же надо на что-то жить – в общем, Гордеев продал свой «Мерседес», выручив за него два с половиной миллиона; продешевил, конечно, зато машину взяли сразу, без волокиты.
Но, как оказалось, с продажей он поторопился. Дом он отдал с мебелью, но были вещи, которые они с Лерой не могли там оставить, двух машин под них как раз бы и хватило, но «Мерседес» ушел, поэтому пришлось покупать тележку, ставить на «БМВ» фаркоп, а это деньги, время, хлопоты…
Но все это уже в прошлом. Город остался позади, машина катится по проселку вдоль реки, над которой громоздилась гора из серых белобоких облаков, ход у нее мягкий, а тележка подпрыгивает на ухабах. Как бы не отцепилась ненароком…
На дорогу вышла корова, остановилась, с капризной задумчивостью глянула на машину, откуда-то из-за кустов, стремительным шагом преодолевая подъем, выскочила бойкая старушка в клетчатом платке и круглых на резинке очках. Время иссушило в женщине мышцы и кости, казалось бы, в них не осталось сил, но движения сноровистые, проворные, а шаг в старых запыленных калошах такой же бодрый и пружинистый, как у городского молодца в кроссовках на толстой мягкой подошве. И прутом на корову она замахнулась, как буденновец шашкой – на классового врага; у буренки камни из-под копыт полетели, с такой прытью бедная рванула с дороги. А старушка осталась стоять.
Лера остановила машину, опустила окно, с задорной улыбкой поздоровалась с женщиной, как будто знала ее с рождения, та кивнула в ответ, приложила к уху ладошку. Но Лера ни о чем не спрашивала, она поехала дальше, а женщина той же рукой махнула ей вслед, желая счастливого пути. Лера бросила взгляд в зеркало заднего вида, весело улыбнулась. Это Гордеев всю дорогу хмурил брови, а она всем довольна. Из роскошного дома выселилась, турфирму свою на чужого человека оставила, деньги за бизнес в подвешенном состоянии, а ей хоть бы хны. Настроение такое, как будто не в деревню она едет, а на виллу с бассейном на берегу Средиземного моря, и корове обрадовалась, как будто яхту возле собственного причала увидела.
А деревня уже началась, потянулись избы: слева от дороги все сплошь обшитые доской и покрашенные, а справа – без внешней отделки, только бревна, проложенные мхом. Жилые избы и брошенные, заколоченные, с фундаментами и без – везде по-разному, но так однородности даже на кладбище нет, где-то деревянные кресты, где-то железные…
– Смотри, сельпо! – восторженно заметила Лера.
Магазин с вывеской стоял метрах в двадцати от дороги, за площадью, посреди которой разлилась большая лужа, только свиней здесь для полноты картины не хватало. А лужа грязная, глубокая, самое для них раздолье. Окна в магазине высокие, витринные, но вместо стекол вставлены железные, в окалинах, листы.
– Ну, сельпо, и что? – буркнул Гордеев.
И неделя еще не прошла, как он был здесь, Иру домой возвращал, без Леры туда-сюда обернулся. И хотел жену с собой взять, да она не смогла, а возникали временами моменты, когда без нее становилось тоскливо. Но сейчас она с ним, и уже не хочется ее видеть. Впрочем, будь на ее месте Настя или Рита, он бы раздражался не меньше: настроение такое – все злит. Нет никакого желания ехать в эту глушь, оставляя за собой руины прошлой жизни…
– Как что? А продукты где мы покупать будем? Сейчас не будем заезжать, тележку оставим и вернемся.
– Продукты, – вздохнул он.
Сельпо, лужи, коровы, навоз – вот и все удовольствие, которое здесь его ждет. Ватник надеть, сапоги резиновые, прошвырнуться по кривым улочкам, снять телочку… Или козочку. С рожками да копытцами… Счастья сразу привалит.
– Не пойму, чего ты радуешься?
– Радуюсь?! – пожала она плечами. – Может, и радуюсь.
– Чему?
– Не знаю.
– Не знаешь? – Он глянул на нее удивленно, с насмешкой.
– Устала я от города, от этой жизни.
– От какой жизни?
– От такой!.. По жизни идти нужно рука об руку, а мы бежим, за синей птицей гонимся, ничего вокруг не видим. Как в тумане живем, друг друга не замечаем…
– Ты меня не замечаешь?.. За кем же ты бегаешь, если меня не замечаешь?
В ответ Лера лишь горько усмехнулась, косо глянув на него. Не надо перекладывать с больной головы на здоровую. Это не она бегает, а он. Гордеев недовольно хмыкнул, не желая признавать ее правоту.
Она-то всегда его замечала, тянулась к нему, это он относился к ней, как собака – к кошке. Не гавкал на жену, не рычал, зубами не рвал, даже мог иногда приласкать и обогреть, но не видел он в ней родственную душу… А темп он действительно задал себе стремительный, и в чиновных делах старался преуспеть, и про бизнес не забывал, дни мелькали, как телеграфные столбы за окнами поезда, а Лера все это время находилась в соседнем купе. Вроде бы и в одном вагоне они ехали, но как чужие. Она-то и хотела зайти к нему на огонек, а он у соседок пропадал: не до жены ему, когда любовницы есть… Так и жили.
– А как же Рома? – спросил он.
Она поморщилась, легонько махнув на него рукой. Не нужен ей никакой Рома, и не думает она о нем.
– А как он без тебя там будет? – не унимался он.
– Надо будет, позвоню, приедет, кусты над рекой пышные, вода теплая, поплывем.
– Что?! – встрепенулся Гордеев.
– Ну, если ты так хочешь, – грустно усмехнулась она.
– Я хочу?!
– Иногда мне кажется, что да… Хочешь, чтобы я тебе изменила… Ты мне изменяешь, я тебе, так и живем, никто ни перед кем не виноват…
– Ты мне изменяешь?
– Ты мне изменяешь!
– Ты меня видела с кем-то?
– Я знаю.
– Что ты знаешь?
– Все знаю. Но молчу.
– А ты не молчи!.. Давай, скажи, а я послушаю!
– Может, и скажу…
Лера остановила машину, чуточку не доезжая до деревянных, с железными перетяжками, ворот. И ворота под красивым резным козырьком, и калитка, а замки крепкие, ключ нужен или отмычка. Ира жила одна, до ближайшего дома полкилометра, не меньше, а дорога идет через лес, мало ли какой леший забрести может – уж лучше ворота на замке держать от греха подальше.
