– С Катей? – уточнил он.
– Ну да, с Катькой… А ты что, и с ней мутишь? – вскинулась Рита.
Гордеев на осуждающем вздохе набрал в легкие воздух и резко, с фырканьем, выпустил, в иронической насмешке раздув щеки. Понесло Риту, пора останавливаться, пока с обрыва не свалилась.
– Или ты с Анастасией Сергеевной?.. Ну да, конечно! Как я сразу не поняла? – Ее удивление было примерно таким, как у морского путешественника, который на исходе своих лет сделал важнейшее в своей жизни открытие – вода, оказывается, мокрая!..
А с кем еще можно было сравнить Риту, если простая истина осенила ее только сейчас? Если одна женщина набрасывается на другую, называя ее шлюхой, то виной всему мужчина – тут и гадать не надо.
– И как ты сразу не поняла? – усмехнулся Гордеев, поднимаясь с кровати.
Устал он бегать за Настей, вымаливая у нее милость, смирился со своим поражением, махнул рукой. За последние два года он видел ее всего три-четыре раза, и то издалека, случайно. Но теперь у него появился повод увидеться с ней, и он не упустит этой возможности.
* * *
Отшумели бесхозные девяностые, уступив место «нулевым» годам, страна ожила, зашелестели купюры в бюджетных потоках. Гордеев имел представление, сколько денег прилипло к загребущим рукам всех чинов и рангов, но все-таки львиная доля – за вычетом шакальих гешефтов – добралась до адресатов. Он хорошо помнил, в каком состоянии находился городской Дворец культуры – обшарпанные колонны, облупленный портик, разбитые ступеньки, асфальт на площади сплошь в сколах и выбоинах, как будто под минометным обстрелом побывал. Но пару лет назад клуб отремонтировали как изнутри, так и снаружи, здание облицевали, площадь замостили, обновили старые и разбили новые клумбы – любо-дорого посмотреть, и все-таки он бы с удовольствием вернулся в прошлое, к старому ветшающему зданию, в огромном холле которого гремели дискотеки. Сейчас здесь по вечерам тихо, для всяких разных диджей-шоу существуют ночные клубы, а в прежние времена сюда со всего города стекалась молодежь. Громыхала и звала в разгул музыка, в конвульсивных дерганьях толкались на танцполе тела, мальчики снимали девочек, задиры искали подраться, в елочках за клумбами дворники по утрам находили снятые впопыхах лифчики, подсохшие резинки, разбитые в драках очки, а иногда и выбитые зубы.
Здесь Миша Гордеев и познакомился с Настей. Увидел ее, засмотрелся, она кокетливо улыбнулась в ответ, назвалась. Он даже не успел сказать, как его зовут, а она уже повисла у него на шее. Но этого бы не случилось, если бы не бутылка коньяка, которую он тогда держал на виду. Друзья решили добавить, он отправился к своей машине, которая находилась неподалеку, взял оттуда пузырек из «джентльменского набора», а на обратном пути нарвался на шумную компанию. Парни, девчонки – все навеселе, смеются, по кругу ходит «огнетушитель» с «чернилами», но пойло уже на исходе, а надо еще, и тут вдруг появляется Миша…
Девчонки обычные, ничего особенного, но все при парнях, и только Настя была без пары. Самая красивая, самая эффектная, в короткой плиссированной юбке, с ногами от ушей, и одна. Кто-то позвал Мишу, заметив бутылку в его руках, он мог бы пройти мимо, но Настя притянула его к себе как магнитом. Ради такой красоты он готов был отдать и ящик, и два коньяка, а тут какая-то бутылка.
Настя тоже пила, из горла, и даже занюхала его волосами, отглотнув из бутылки. Обняла Мишу рукой за шею, повозила носом по волосам, вдыхая через них воздух, занюхала, сплюнула, но так и осталась стоять с ним в обнимку. И никто ничего, хотя один парень глянул на Мишу косо, враждебно, он даже толкнул свою девушку, как будто хотел избавиться от нее, как от обузы. Но не избавился и остался с ней, а Миша увел Настю в машину. Предложил покататься, она не отказалась и в ту же ночь стала его женщиной. И, как оказалось, стала женщиной вообще…
В ту ночь Настя рассталась с девственностью, но тогда Гордеев не мог в это поверить: он же видел, как она вела себя в компании, как легко села к нему в машину, с какой беспечностью раздвинула ноги…
В тот вечер она садилась к нему в «семерку», а сейчас под ним пятисотый «Мерседес», и стояла машина примерно на том самом месте, где и тогда, двадцать с лишним лет назад. Тогда он увозил Настю в ночь, а сейчас он едет к ней – они встретятся, поговорят. Но сначала ей нужно позвонить…
Телефон зазвонил в тот самый момент, когда он взял его в руку, на дисплее высветилось – ТС.
– Да, Таисия Степановна.
– Михаил Викторович, срочно приезжайте! – Голос экономки прозвучал тревожной сиреной.
Уж не пожар ли!
– Что случилось?
– Тут из полиции приехали! С обыском!.. Валерии Павловне позвонить или вы сами?
– Сами, – через немеющее горло выдавил он.
Полиция! Обыск! Нетрудно догадаться, с каких гор задул этот ветер. Гордеев не мог справиться с волнением, как в таком состоянии разговаривать с женой? Да и не до нее сейчас…
О Насте он подумал, когда подъезжал к дому. К ней собирался, а попал на пожар, прямо в эпицентр.
Ворота были приоткрыты, перед ними стояла полицейская машина, возле которой перетаптывался с ноги на ногу худосочный, с тонкой шеей паренек в полевой форме; сержантские лычки у него на погонах, с плеча свисал короткоствольный автомат, который почему-то казался непосильной для него ношей. Он попытался перегородить Гордееву путь, но тот рявкнул на него:
– Это мой дом!
Он прошел во двор и увидел, как из сторожки вываливается смуглый Насыр. Парень хотел выйти, если не выбежать, но кто-то сзади толкнул его в спину, и он упал на вытянутые руки.
– Лежать!
Из сторожки выскочил крепкого сложения мужчина с блестящими залысинами на массивной голове. Он был в штатском, но на поясе у него висел чехол, из которого появились наручники. Он схватил Насыра, не позволяя ему подняться с земли, сильными заученными движениями завел руки за спину и надел на них браслеты. Только тогда посмотрел на Гордеева.
– Капитан Алтухов!.. – коротко и емко представился он, хмуро, исподлобья рассматривая его. – Я так понимаю, вы хозяин дома!
– Гордеев Михаил Викторович… Может, скажете, что здесь происходит? – Ему пришлось два раза сглотнуть слюну, смачивая пересохшее горло, прежде чем он закончил фразу.
– Происходит! – Из сторожки показался еще один полицейский в штатском.
Приплюснутая сверху голова, как панцирь у краба, маленькие, слегка выпученные глазки. Короткие брови внутренними своими краями упирались в надлобный выступ, который плавно перетекал в переносицу. Казалось, брови врастали в этот выступ, соединяясь под ним. Двумя пальцами правой руки мужчина держал за угол полиэтиленовый пакет, в котором покачивался черный вороненый пистолет, по всей видимости, изъятый у Насыра.
Этот молодой паренек бессменно служил Гордееву и охранником, и дворником, и тем, кем попросят. В меру смуглый, городской, он говорил по-русски почти без акцента, следил за собой и не раздражал неотесанностью, как большинство из его собратьев, и по работе претензий к нему практически не было. Одним словом, Насыр вполне вписывался в окружающую обстановку, и Гордеев не хотел бы потерять такого работника. Но раз уж Насыр позволил держать при себе втайне от хозяина огнестрельное оружие, то зачем он ему такой нужен?
