Милка, спасибо ей большое, прибежала сразу, потом навещала Нику, пока она тут отлеживалась, и домой к ней съездила за вещами и холодильник отключить.
Недели через две после знаменитого теперь на всю больницу полета по красивой дуге от капота машины на асфальт к Веронике пришел посетитель.
Богатый, что было видно по всему и сразу – ухоженные руки, покрытые бесцветным лаком ногти, дорогущие часы, под стать часам костюм и туфли; очень усталый, какой-то безнадежной, отупляющей усталостью, дядька лет в районе шестидесяти, благородная седина, уложенная в дорогую прическу – волосок к волоску, благородно-сытые черты лица, неторопливая речь, низкий голос. И никакого намека на высокомерие, то ли в силу той самой усталости, то ли в связи с обстоятельствами.
– Дорогая Вероника! – начал он свою речь, присев на стул возле ее кровати и поправляя съезжающий с плеча белый халат, наброшенный поверх пиджака. – С прискорбием должен представиться: я отец того самого идиота, который вас сбил. Меня зовут Евгений Александрович. Как вы понимаете, я с нижайшей просьбой, можно сказать, мольбой – не пишите на него заявление в милицию, очень прошу! Конечно, я все компенсирую: и лечение, и лекарства какие угодно, и моральный, и материальный ущерб. Любая клиника в любой стране.
Ника смотрела на него, слушала, и ей странным образом вдруг стало его ужасно жалко.
Такой вальяжный, такой благополучно-богатый, наверное, даже известный, судя по манере держаться, присущей людям публичным, а сын оболтус, видимо, поздний и безоглядно любимый, балуемый и изводящий этого старого льва дикими выходками.
– И часто вам приходится его выручать? – спросила она.
Он тяжело вздохнул, как-то расплылся на стуле, ссутулился, став сразу просто пожилым уставшим мужчиной, придавленным невзгодами.
– К сожалению, слишком часто. Он попадал во всякие истории, но такого, как в этот раз, еще не было. Я человек известный, у меня определенный вес в обществе, репутация, да вы наверняка слышали о моем предприятии.
Он вытащил из кармана пиджака специальную серебряную коробочку для визиток, щелкнул маленьким замочком, достав одну из карточек, и протянул Нике.
Да уж! Это предприятие было очень даже известным. Информация о нем частенько появлялась на первых полосах газет и на центральных каналах телевидения.
Далее последовал рассказ о любимом и непутевом чаде, «радующем» родителей полным поведенческим набором выкрутасов богатенького мальчика-«мажора» и прилагающимся к нему «боекомплектом» претензий и требований.
– Знаете, – помолчав, продолжил Евгений Александрович, – он не может спать после аварии, говорит, что видит ваше лицо, когда закрывает глаза. Он не выходит из дома, за руль вообще не садится, хотя пробовал несколько раз. Он не пьет, не глотает таблеток, не смотрит телевизор, только курит все время и молчит.
– Так, что ли, боится? – спросила Ника недоверчиво и прояснила для них обоих: – Вы же его по-любому отмажете, подпишу я заявление или не подпишу.
– Могу, – кивнув, не стал оспаривать очевидного мужчина и вздохнул: – Хоть это и будет очень сложно. Всегда проще договориться полюбовно. Но дело не в этом. По-моему, сын так до конца и не понял, что может попасть в тюрьму. – «Может» Евгений Александрович многозначительно подчеркнул голосом специально для Вероники. – Для него потрясение, что он убил человека, он ведь тогда подумал, что убил вас.
– Нет худа без добра, даст Бог, теперь ваш сын остепенится, – попыталась подбодрить его Ника.
– Даже если остепенится, ему это уже не поможет.
– Почему? – не поняла девушка.
– Потому что его посадят! – сильно заявил посетитель. – И не спасут никакие мои связи и деньги! Сейчас политика в стране другая, и именно потому, что он мой сын, его и посадят! У меня не самый простой период в делах, борьба за кресло, знаете ли. Слишком много врагов, которые всячески будут содействовать любым нашим неприятностям. Уже содействуют и зацепились всеми руками за такую прекрасную возможность, раскручивают ваше дело, стараются!
Он взял ее ладошку двумя руками, нагнулся пониже к ней и заглянул в глаза.
– Вероника, ему нельзя в тюрьму, его там просто убьют! Он сопляк, дешевка, балбес, у него никакого характера, он не сможет себя отстоять! Если его не убьют, то сломают точно!
– Может, он не совсем уж безнадежен, раз так переживает, что сбил человека? – предположила она.
– Может, но пока я не видел от него ни одного мужского поступка.
– Евгений Александрович, что вы от меня-то хотите? Ну, то, что не писать заявление, это я уже поняла, а что еще? Чтобы я пожалела его или вас?
– Да, пожалели не его, меня! – взорвался он. – Мой адвокат говорит, что если вы напишете заявление, что никаких претензий не имеете, то его не посадят, дадут условный срок, лишат прав, и все!
Она молчала, чувствуя, как дрожат его руки, державшие ее ладонь.
– Приведите его завтра ко мне. Я с ним поговорю и тогда отвечу, – решила девушка.
– Хорошо. – Он отпустил ее ладонь и тяжело вздохнул.
На следующий день они пришли вместе – отец и сын.
Она спала и не слышала, как они вошли, и проснулась, когда здоровенный детина, скорее всего охранник, ставил два стула возле ее койки. Он старался делать это тихо, чтобы не разбудить пациентку, но тихо при его габаритах не очень-то у него получалось.
– Здравствуйте, – поздоровался он, увидев, что все-таки разбудил девушку.
– Здравствуйте, Вероника, – из-за его плеча показался Евгений Александрович.
– Здравствуйте, – вежливо ответила она всем сразу.
Ника была вежливой барышней, ее так Сонечка учила.
– Это Алексей. – Евгений Александрович подтолкнул к ее кровати молодого человека.
Ника его не узнала, хотя запомнила это лицо в деталях в тот страшный момент столкновения. Но тогда лицо было сплошной белой маской, изменившей весь его облик. Она молчала и внимательно рассматривала визитера – обычный юноша с ничем не примечательной внешностью, с потухшими глазами и темными кругами вокруг них, скорее всего от бессонницы, о которой говорил его отец.
– Евгений Александрович, я бы хотела поговорить с Алексеем наедине.
– Конечно, конечно, – засуетился он и стал торопливо выталкивать охранника из палаты.
Ника лежала в одноместной палате, с комфортом, уж наверняка Евгений Александрович подсуетился, точно она не знала, а спрашивать не стала.
– Садись, – сказала она Алексею.
Вероника подтянула подушки повыше и села в кровати, устроившись поудобней.
Алексей сел на стул, упершись локтями в колени широко расставленных ног, сцепил пальцы рук замком и опустил голову. Он еще ни разу с того момента, как переступил порог палаты, не посмотрел ей в глаза.
