– Можно, я сама?.. Я стесняюсь…
– Вот… Провинция! – хмыкнула Куколка со знакомыми интонациями Тимара. – Там ванная, можешь переодеться, раз уж за ширмой стыдишься.
О такой удаче я даже и не мечтала, придумав, наверное, десяток поводов, чтобы помыть руки.
В облицованной геометрической плиткой комнате было жарко и влажно. Раздевшись до рубашки, я утонула в бирюзовой парче. Светлые, какая же она тяжелая! Кое-как нашла горловину, просунула руки в короткие рукава.
Прислушалась. Чуть приоткрыв дверь, выглянула из щелки. Одна служанка укладывала волосы госпожи в высокую прическу, другая полировала ей ногти на руках, третьей не видно. Подобрав платье, я метнулась к полке с косметикой, нашла горшочек со смягчающим бальзамом для волос, и, пока не передумала, вылила туда плесенный раствор. Прости, Куколка…
Завернула флакон в платок, спрятала его в складках одежды, а потом вернулась в гостиную.
– Вы были правы, госпожа. Я одна не справлюсь…
Дуэньи говорят, что первый бал забыть невозможно. Первое взрослое платье, первая сложная прическа, первый вальс и веер, обмахивающий горящее от комплиментов лицо… Я почти ничего не запомнила. Может, потому, что первое взрослое платье на меня надели, когда мне было шесть, может, потому, что настойчивое внимание уже успело мне приесться… А может, потому, что руки дрожали от осознания содеянного и того, что уже ничего нельзя предотвратить, только переложить ответственность за свою пакость на чужие плечи.
Помню, вечер все не заканчивался. У меня рябило в глазах от ярких костюмов, слегка подташнивало от обилия сладкого, до которого я дорвалась, а голова просто пухла от имен – Куколка старалась представить свою новую игрушку как можно большему числу людей.
Я только повторяла, как заведенная кукушка в механических часах:
– Приятно познакомиться… Рада встрече… Большая честь быть представленной вам… Лаура Орейо, госпожа, побочная ветвь рода Орейо… Уже почти десять лет… Меня воспитывает брат, он секретарь графа Йарры… Конечно, я мечтаю побывать в столице!..
Книксен, и снова:
– Приятно познакомиться…
Сначала княжна представила меня родителям, сидевшим на почетных местах. Йарра справа, чуть позади него прислонился к колонне бледный, с залегшей под глазами синевой, Тимар. Каждый раз по приезде граф требовал отчетов, и Тим дневал и ночевал в его кабинете на папках с колонками цифр. А тут еще князь… Приемный братец меня сначала даже не разглядел, мазнул равнодушным взглядом и снова уткнулся в бумаги. Опять поднял голову, и теперь в его глазах отчетливо читалось восхищение с легкой нотой разочарования: «Эх, мала еще…» А потом он меня узнал. Убедившись, что на него никто не смотрит, покрутил пальцем у виска. Я лишь слегка пожала плечами, указав на Куколку, и чуть приподняла рукав, успокаивая, что браслет, ограничивающий флер, на месте.
Куколка долго возмущалась, что я не хочу его снимать, мол, платье рассчитано на короткий рукав! Я бухнулась на колени, рассказывая, что браслет – подарок погибшего отца, и только тогда княжна разрешила его оставить, приказав сменить рукава у наряда.
Княгиня кивнула с доброжелательным любопытством, отметив, что во мне очень много от райаны, князь просто махнул рукой – не то приветствуя, не то требуя долить вина. На Йарру я старалась не смотреть, заметила лишь, что он отклонился назад, что-то спрашивая у Тимара.
Помню, душно было, и капельки пота противно щекотали шею под приколотым шиньоном. Несмотря на распахнутые окна, ветер не колебал свечи, лишь магические шары, зажженные в честь приезда гостей, чуть подрагивали в углах зала, украшенного гирляндами диких и оранжерейных цветов. Йарра скрывал возможности своего мага, запретив ему малейшее воздействие на погоду, и раскрасневшиеся лорды, проклиная жару, горстями зачерпывали лед для дубовой водки
[1]
.
Помню, танцы следовали один за другим: менуэты, контрдансы, бранли, кадрили, вальсы. Наверное, их открыли князь с женой, а может, Луар к тому времени упился фруктовым вином, и вместо него с княгиней танцевал Йарра – те минуты совершенно выветрились из моей головы. Зато помню мушку на щеке у Куколки – черное сердечко, чуть сползшее к концу бала, предстоящего завтрашнему.
Кажется, ко мне подходил Тимар, что-то спрашивал, пытаясь перекричать гул и музыку, а я только кивала, и чужие кудряшки шиньона плясали вокруг моей головы.
Отлично помню Джайра и кислый запах эля от него:
– Неплохо выглядишь… Для зарвавшейся плебейки.
Я беспомощно оглядывалась, но фрейлины демонстративно отвернулись, а моей защитницы Куколки рядом не было.
Осклабившись, Джайр сдернул меня со скамейки и утащил в круг танцующих, в глазах его плясали Темные, а в висках у меня стучала мысль – нельзя позволить ему увести себя из зала. Закричать, опрокинуть поднос, вцепиться в кого-нибудь, хоть как-то привлечь внимание.
Не пришлось. Толпа почтительно расступилась, и Куколка, как Посланник Светлых, вырвала меня из лап оруженосца.
– Благодарю, что развлекли мою фрейлину. – Девушка улыбалась, но в голосе звенел металл.
Джайр не был бы придворным, не умей изворачиваться:
– Ваше Высочество, – поклонился он, выпуская мою руку. И, кажется, только я услышала «сучка высокородная».
Куколка что-то говорила, ахала над синяками, оставшимися от пальцев Джайра, вроде бы обещала спустить с оруженосца шкуру, устроить меня в пансионат или монастырь, и в ее турмалиновых серьгах перемигивались свечи. Потом какой-то рыхлый парень, по приказу княжны, плутал по переходам, провожая меня к покоям Марианны. Пытался разговорить, но я отвечала невпопад. Помню лишь имя – Сорел – и его натужное дыхание, вырывавшееся из перетянутой слишком тесным камзолом груди.
Еще одно яркое воспоминание – служанка вынимает шпильки из волос, чтобы снять шиньон, и моя голова неожиданно становится легкой-легкой. И сама я, избавленная от тяжелой парчи, напоминаю себе перышко.
– Вы не заболели, Лаура? – спросил Сорел. – Вы дрожите. – И, не дожидаясь ответа, укрыл меня плащом.
Я замотала головой, отказываясь, и порадовалась полутьме, скрывающей яркие синие глаза. Они всегда светлеют, когда я волнуюсь.
И снова Джайр, стоящий на лестнице, ведущей к моей комнате. Раньше он никогда здесь не появлялся. Сжал губы в тонкую нить, раскланявшись с моим провожатым, и остался стоять, прожигая нас взглядом.
Не помню, как благодарила Сорела. Но приличия, наверное, соблюла – через два дня, когда княжеский поезд уезжал, он искал меня, чтобы попрощаться. Смешной, немного нелепый толстячок…
Помню, как прищемила палец, задвигая засов. Боль отрезвила. Я стояла, смотрела на стекающую по ладони кровь и понимала, что для реализации плана у меня есть всего пара часов.
Раньше я никогда не персонифицировала Богов, обращаясь либо к Светлым, либо к Темным. Сейчас, вылезая в окно, я просила Брыга-Пакостника мне помочь.
