Вместо этого Йарра остановился, глядя, как я пересыпаю песок между пальцами.
– Сердце не выдержит.
– Как?..
– Вот так. Или ты думала, что такие умения берутся из ниоткуда? Ты или используешь силу, разлитую в мире, или тратишь свою.
– Как и маги?
– Да… Почему тебе не нравится вода? – сменил тему граф.
– Она холодная, – пожала плечами я.
– Озеро теплое. Попробуешь?
Я послушно подошла к воде, опустила в нее ладони.
– Неужели ты мерзнешь? – удивился Йарра мурашкам на моей коже.
– Мерзну. – Я встряхнула руками, осушая пальцы. – Ваше сиятельство, я могу спросить?
– Ну?
– Если я перестану учиться, моему здоровью ведь ничего не будет угрожать?
– Будет. От внутреннего огня так просто не уйти, однажды разбудив его, ты постоянно будешь черпать из него силу. Причем неосознанно. Любое движение, любое напряжение сил будут иссушать тебя.
Стало страшно.
– И… Долго я смогу так прожить?
– Лет десять.
Я сглотнула. Мы, райаны, живем долго – Лес отобрал у нас магию, но подарил многие лета: сто восемьдесят – двести – это норма, а не счастливое исключение. Как полукровка, я могла рассчитывать на сто пятьдесят.
Но умереть, не достигнув и двадцати пяти?! Ноги стали мягкими, как водоросли. Я беспомощно смотрела на графа.
А он на меня. Между бровями залегла глубокая складка, лицо хмурое. Он откинул голову назад, прищурился, размышляя. И вдруг улыбнулся.
– Иди-ка сюда.
Далеко впереди, за барханом в форме верблюжьей головы, раскинулась финиковая роща. Высокие разлапистые пальмы расчерчивали длинными тенями стены прекрасного дворца с золотым куполом, приглушая сияние кровли. Перезвон бубенчиков, смех, ритмичный бой барабанов звали, манили к себе. Все мысли о возможной гибели вылетели из головы, смытые этой удивительной музыкой.
Проваливаясь в песок, я шагнула вперед. Обернулась на графа, продолжавшего сжимать мою ладонь.
– Можно?..
Йарра отпустил меня, и я, оскальзываясь и едва удерживая равновесие на крутом песчаном склоне, поросшем редким кустарником, сбежала вниз. Потом, помогая себе руками, взобралась на следующий холм. Бубенцы продолжали звенеть, дразнить.
Я раскраснелась, запыхалась, но музыка не приближалась, а, казалось, лишь отдалялась. Вот и бархан, похожий на верблюда. Роща должна быть прямо за ним. Я поднялась на вершину и пораженно застыла.
– Да чтоб меня гуль загрыз!..
Сияющий золотой дворец вдруг задрожал и исчез. Финиковые пальмы, до которых можно было рукой достать, начали бледнеть, растворяться одна за другой в искрящемся мареве. Музыка становилась все тише, пока не смолкла. А потом кто-то рассмеялся. Но не обидно, не злорадно, а будто над веселой шуткой.
Губы сами разъехались в улыбке. Подкузьмил меня кто-то, да.
– Ваше сиятельство! – я побежала обратно к графу, не торопясь огибавшему барханы. – Что это было?
– Песчанники развлекаются, – пояснил он.
– А их поймать можно?
– Духов пустыни? – хмыкнул граф. – Ну попробуй.
Я притихла, зашагав рядом с ним.
– А куда мы идем?
– Прямо, – указал на высокий сланцевый столб граф. Поморщился, распахивая камзол, и даже распустил шнуровку рубашки.
– А зачем?
– Действительно, – потер он виски, и мы оказались у верстового столба караванной тропы.
Сланец ярко горел в солнечных лучах, переливаясь не хуже бриллиантов. Горячий песок приятно припекал стопы сквозь тонкую подошву туфель, а небо было бледно-голубое, как выцветший парус.
– Пустыня… – произнес граф со странным оттенком в голосе. Только много позже я узнала, что это нервозность. – Прекрасная в сезон дождей, все остальное время она коварна и опасна. Самумы, песчанники, миражи, зыбучие пески, джинны, альгуллы, стервятники, песчаные черви…
Йарра зачерпнул горсть песка и пустил его по ветру.
– Она изменчива и постоянна, спокойна и умиротворяюща, но смертельно опасна во время пыльной бури, так похожей на напугавший тебя шторм. Ты понимаешь, к чему я веду? – заглянул он мне в глаза.
– Кажется, да, – осторожно кивнула я.
– Забудь про воду. Почувствуй пустыню. Стань ею, стань этим песком, почувствуй жар барханов, пропусти его через себя. Танцуй.
Поднять ладони вверх, к бездонно-голубому небу цвета глаз Йарры. Поймать ветерок, несущий песчинки. Крохотные частички кварца приятно покалывают кожу, и по моему телу бежит легкая дрожь удовольствия. Жар, который я раньше чувствовала лишь стопами, поднимается вверх, к бедрам, к груди, к голове. Я прерывисто дышу, позволяя ветру скользнуть в рукав блузы, слегка царапнуть ключицу, прежде чем отпустить его. Прижимаюсь к горячему песку, растекаюсь по нему. Ладони слегка саднит, как от жесткого языка Уголька. И без малейшего усилия взлетаю вверх. На мгновение мне даже показалось, что я зависла в раскаленном воздухе пустыни.
И мне впервые хочется обнять весь мир. Только сейчас я поняла, откуда бралась та тихая радость, светившаяся в глазах Учителя Роха каждый раз по окончании танца с лучами.
– Все правильно? – спросила я Йарру, облизнув пересохшие губы.
– Да, – довольно кивнул он. – Все правильно.
Если бы на его месте был Тимар, я бы с радостными воплями бросилась к нему на шею. А так я просто благодарно поцеловала руку графа.
Йарра улыбнулся и погладил меня по щеке тыльной стороной ладони.
Глава 27
Домой меня вернул Сибилл. Швырнул, как котенка, под ноги Тимару, обругал, зло сплюнул и исчез в портале.
Тим помог мне подняться, покачал головой, глядя на рассаженный о плиты пола подбородок, прижал к нему платок, останавливая кровь.
– Где ты была все это время? И что успела натворить?.. Сибилл же чуть шею тебе не свернул.
Я, как раз таки, натворить ничего не успела. Натворил Йарра, надорвавшись. К тому моменту, когда мы вернулись из глубин его памяти, граф мало что соображал – у него начался сильный жар. Он кашлял, задыхаясь, кожа пошла яркими пятнами сыпи, а суставы на пальцах опухли. Сибилл, ругаясь, влил ему в рот холодное питье с разведенным лекарством, а меня забросил в телепорт.
– Оказывается, граф еще и сопротивлялся магу, когда тот пытался вырвать нас из этого… ну… сна, – невнятно произнесла я. Корочка на подбородке мешала говорить. – Потому и заболел.
– И чем же вы с ним занимались все это время? – наигранно весело спросил Тим.
– Ты псих, – покрутила я пальцем у виска. – Тебя послушать, так графу только и надо!.. А он, между прочим, совсем не такой! – бросилась я на защиту Йарры. – Он меня учил! Если бы не он, я бы умереть могла, понял?
