— Сейчас, иголку достану, — засуетилась я. Нитки у меня хорошие, стянуть всё по уже готовым проколам, и делов-то…
— Так куда же ты направляешься, Суна?
— А сама не знаю, — отозвалась я. — У меня в конце прошлого лета бабушка умерла. Я пошла к тётке, больше никого не осталось. Только там мне не рады — дом маленький, а семья большая. Так что подумала-подумала, и решила попробовать сама где-нибудь устроиться. Вроде не криворукая и не ленивая, кое-что уже умею, а чего не умею — так научусь. Хочу в большой город податься, только не знаю толком, где ближний.
— Ближний почти твоя тёзка — Сура в трёх днях пути дальше по дороге. Мне тоже туда. Можешь составить компанию. Сейчас поедим и поедем.
Значит, Сура. А совсем не Марен-Кар. Но если отправлюсь с Тивалем, то буду в безопасности и доберусь быстрее. О патруле плохого я не слышала. Наоборот, рассказывали, что кроме просто патрулей есть ещё драконьи патрули. Но тех немного, и охраняют они или главные дороги, или границу, или опасные места вроде Запретных гор.
Куропатка оказалась удивительно вкусной — до сих пор пробовать такое мясо мне не доводилось, Ортей на охоту не ходил. Закончив обсасывать косточки, Тиваль затоптал костёр, выплеснул на угли остатки недопитой тайры, споро подтянул ослабленные подпруги у седла, без стремян взлетел на спину коня — и протянул мне руку.
— Давай!
Чего давать? Не поняла.
— Ты что, верхом никогда не ездила?
Я? Верхом? Да как-то не довелось…
Помотала головой. Тиваль хмыкнул.
— Объясняю. Я за руку затаскиваю тебя на спину Волка. Ты, вижу, в штанах. То есть сядешь за седлом по-мужски, держаться будешь за мой пояс. Ну, или за плечи, это уж как тебе удобнее. Так и поедем.
Нормально. Конь — Волк, а я — на Волке верхом. День сюрпризов.
Тиваль крякнул, когда, карабкаясь на лошадь, я чуть не стянула его вниз. Мне и самой было неудобно, так за незнакомого мужика цепляться. Волк смирно стоял, свесив голову к коленям, только ушами стригал. Наконец я устроилась. Вот не думала, что лошадь такая поперёк себя широкая — сидеть неудобно, ноги враскорячку. И шерсть скользкая. Поёрзав, ухватилась за широкий кожаный пояс Тиваля.
— Ну, готова? Тогда тронулись потихоньку.
Оказалось, с непривычки даже на шагу — а пробирались к дороге мы шагом — верхом мотает, качает и кренит так, что, кажется, ещё чуть-чуть — и свалишься. Я вцепилась в Тиваля, как утопающий в ту соломинку. Потом, глядя на него, поняла, что надо отклонять корпус туда-сюда, удерживая равновесие, привыкла к ритму и приспособилась. Да и подумалось: все же как-то ездят и не падают? А я что, самая дурная?
— Слушай, Суна, что у тебя там громыхает?
— Котомка. Там бабушкин чайник.
— Чайник? Гм-м… Ну, давай её сюда, я к передней луке седла прицеплю. А то сейчас рысью поедем, тебе мешать будет.
Протянула суму, попутно выслушивая объяснения, что рысь для лошади — основной аллюр. Так она может бежать, долго не уставая. А галоп, хоть и быстрый, но слишком далеко не ускачешь, коня загонишь.
Звучало разумно… Но когда Тиваль сжал ногами бока Волка и тот, заложив уши, перешёл на бег, всё разумное из головы вылетело. Потому что меня затрясло так, что зубы застучали.
— Ты там как? У Волка рысь не особо мягкая. Зато выносливый.
Поняла. Трясти будет сильно и долго.
Почувствовала, что сползаю влево. С каждым толчком уезжая от хребта сильнее и сильнее… Почему-то ремень Тиваля, в который я вцепилась крепче, чем меняла в серебрушку, от соскальзывания вбок не спасал. Патрульный, прикинув, что в дорожной луже нам светит оказаться вместе, обернулся и, дёрнув меня за шиворот, вернул на место. То есть на середину Волковой спины.
— Балансируй корпусом. Скоро приспособишься.
Попробую.
Сам Тиваль, как я скоро заметила, привставал в седле через такт, пропуская каждый второй толчок и тем смягчая тряску. Но патрульный упирался в стремена. А мне как? Эх, придётся, как мешок картошки, трюхать… Зато до чего быстро! Обочина справа так и мелькает!
Теперь нас никто не догонит! Подумала так — и вздохнула. Почему-то эти два дня я без конца оглядывалась назад и смотрела на дорогу, в сторону Гифары. Хотелось верить, что Янису не совсем безразличен мой уход. Но никто так и не появился.
Рысили, точнее, тряслись мы, пока солнце не стало бить в лицо, то есть не повернуло на закат. Я не жаловалась — сколько бы я добиралась сюда одна, пешком? Проехали, не останавливаясь, небольшую деревню из трёх десятков дворов. Я полюбовалась на коров — упитанные и много рыжих, а у нас, в Красных Соснах, были в основном чёрно-пёстрые.
— Остановимся в следующей деревне. Там знакомые живут. Меня ждут, уже баньку стопили… — обернулся ко мне Тиваль.
Я согласно клацнула зубами. Банька — хорошо. В особняке Инрис имелись ванные, где из медных кранов текла вода. Но это совсем не то.
В животе забурчало. Всё же куропатка была некрупной и очень давно. Но просить остановиться, чтобы сжевать сухарь, казалось неловким. Как неловко было заикаться и об остановке по другому поводу. Оставалось надеяться, что рано или поздно куда-то да приедем.
— Позади деревень мало, потому что к северу от дороги неподалёку большое болото. Местность не особо здоровая, слишком влажно. Да ещё змей полно и летом от гнуса не продохнуть.
Ох, лучше б он этого не говорил!
— Но сейчас мы низину уже миновали. Теперь начнутся и луга, и поля, и деревенек тут через холм понасажено. Удачно, что я тебя встретил. — Обернулся ко мне и добавил: — Ты что-то тихая… Жива ещё? Нам меньше часа ехать осталось.
Ну, зад я уже отбила до полной нечувствительности. После чего перестала обращать на него внимание и обнаружила, что могу смотреть на дорогу. Сперва было страшновато — когда сидишь верхом, поначалу кажется, что очень высоко. А когда высоко да свалиться можешь — неуютно. Но теперь я уже вполне уверенно озиралась по сторонам.
— Спасибо, всё хорошо, Тиваль. Час я потерплю.
Последняя фраза вырвалась сама собой.
— Ну, я дурак! Сейчас остановимся у кустов.
— Не надо! Я не уверена, что обратно на лошадь потом залезу.
— Ладно, как знаешь. Тогда прибавим ходу, держись!
Волк недовольно мотнул башкой, но пошёл шире, дорога так и стелилась под копыта. Зато и трясти стало сильнее.
Интересно, сколько мы сегодня проехали?
— Тиваль, а мы быстро едем?
— Лошадиная рысь в среднем семь-восемь лиг в час. А широкая может быть и десять-двенадцать. Вот и прикинь.
Ух ты! Мы же часов с десяти утра трясемся. Правда, время от времени Тиваль переводил коня на шаг, давая тому отдохнуть. Но всё равно!
