Я отвернулась… Нехорошо вышло. И Тиваль рассердился, и мне опять врать пришлось. Как теперь выпутаться из этой паутины?
Ещё одна вещь меня озадачила. На стену комнаты, где мы трапезничали, был приколочен широкий липовый щит вроде висевших на стрельбище. К этому щиту патрульные пришпиливали заточенными стрелками записки — кто куда уехал и когда собирается быть назад. Там же висело расписание дежурств и патрулирования дороги от Суры до большого тракта. И пока я этот рукописный листок — назывался он почему-то графиком — разглядывала, до меня дошла вещь, о которой раньше не задумывалась.
Я — Шиана. Или Шини, как звала меня баба Рила, ну, или Син, как кликали меня остальные. Но что у меня с фамилией? Вон Тиваль, оказывается, йор Саррат, а Лэш и Лир — йор Террани. Эста оказался тер Ниймур — благородным, то-то он смеялся, что я с первого взгляда лорда в нём опознала. Все были кем-то и откуда-то. А я? Что со мной? Понятно, что в деревне таким не заморачиваются. Там просто: «Енифова корова» или «Сигурова баба» — и все дела. Но выходит, у меня фамилии вовсе нет? Разве так бывает? Или я не просто бездомная бесприданница, но ещё и бесфамильная?
Размышляла я над этим долго, целых два дня, пока не стукнуло: у деда Таршидда, который полудракон, наверняка же фамилия была! На бабе Риле он был женат по закону, значит, мой отец, Шиар, ту унаследовал. А от отца она должна перейти ко мне. Выходит, и у меня полное имя есть! Вот только беда, не знаю, какое…
Покумекав ещё немного, сообразила, где можно поискать — в тех самых бумагах, которые дома за обрубком бревна позади поленницы спрятаны. Небось, дед себя там не просто по имени назвал, а как положено, полным титулом. Какая же я дура, что не додумалась до этого раньше, прежде чем ушла из деревни! Пусть тогда буквы еле знала, всё равно попробовала бы разобрать! А теперь что плакать? Я от Красных Сосен воооон куда убрела…
Но всё равно, какая-то фамилия у меня имеется.
Выходит, я не хуже прочих.
Перед отъездом попросила Тиваля показать мне карту. Правда, эта, наоборот, оказалась слишком крупной — на ней не было не только Галарэна, но даже дороги, на которой лежал Сайраган. Хотя, может, оно и к лучшему. Главное, я поняла, что до большого тракта, соединяющего Марен-Кар и Галарэн, путь лишь немногим длиннее, чем от Гифары до усадьбы патрульных. То есть доберусь, если потребуется.
— Прикидываешь, не пойти ли дальше? — понятливо спросил Тиваль.
— Мне тут нравится, — отозвалась я.
А сама подумала, что если чему за эти месяцы и научилась, так тому, что всегда следует быть наготове…
Пока Тиваля не было, со мной занималась Оласа. Учила перевязывать раны, объясняла, как те обрабатывать, чтобы зараза не завелась. В качестве подопытных недужных выступали Лэш с Лиром. Оласа показывала на одном, как нужно накладывать бинты и повязки, а я копировала на втором. Братья закатывали глаза, ёжились, врали, что боятся щекотки, и вообще всячески потешались. В основном надо мной. Я смущалась и роняла на пол бинты. Те разматывались, добавляя работы. Оласа ругалась. А однажды, когда ей надоел балаган, наложила лубки для фиксации переломов Лиру на обе руки, прямо от плеч, а затем и на ноги. Я старательно повторила содеянное на Лэше. Братья зубоскалили и ухмылялись ровно до момента, когда Оласа удовлетворённо потёрла рука об руку и осведомилась у меня:
— Надёжно зафиксировала? Вот и молодец! А теперь пошли на кухню, обед уже готов, пора на стол накрывать.
— Аа-а?.. — открыла рот я, покосившись на раскорячившихся дёргающихся братьев.
— Ага! — припечатала Оласа. И обернулась к Лэшу с Лиром: — Не вздумайте бинты кинжалами резать! И смотайте потом, как положено!
Хорошо зафиксированные Лэш и Лир взвыли.
Верхом мне велели ездить по два часа в день. Мне — тренировка, а лошадям — польза. Тех проезжать, примерно по часу, или выпускать в загон каждый день надо. Вот я и тряслась утром на Храпе, а после обеда — на серой кобыле по кличке Конопля. Чистить их поручили тоже мне. Тиваль сказал, что когда научусь держаться на обеих на галопе, станет брать меня с собой в поездки. Я старалась, но пока до галопа было как до луны…
С луком всё оказалось не так страшно. Тиваль подобрал мне короткий, чтобы силёнок натянуть тетиву хватало, объяснил, как держать стрелу тремя пальцами, как прицеливаться. Оказалось, что я не совсем косая — три из пяти стрел с двадцати шагов попадали в чучело.
— Тренируйся. Не забывай делать поправку на ветер. Умение полезное — если освоишься, то в лесу с голоду не пропадёшь… и эй, думай, что творишь! Чего с натянутым луком на меня уставилась?
Ой!
Казалось, всё идёт хорошо… кроме одного. Выяснилось, что я совершенно не умею врать. И что делать это вообще ужасно тяжело. Например, ляпнула я сдуру изначально, что жила в деревне с одной бабушкой, не упоминая ни Ортея, ни Лив, ни Милёну с Белёной, ни малышню. А в разговоре, как начнёшь обсуждать что-нибудь интересное, скажем, какие травы да приправы надо класть в кадку при засолке огурцов, так на язык и просится: «А вот Лив всегда листья смороды добавляла…» Раз сболтнула, другой… и допрыгалась до того, что Оласа поинтересовалась, кто такая эта Лив, на которую я всё время ссылаюсь. Я замялась, соседка, говорю. Мол, иногда нам помогала… А самой ещё неудобнее стало.
— Вы, похоже, дружно жили. Даже обедали вместе, а ты за её ребятнёй приглядывала, — кивнула Оласа.
А когда это я про обед-то упоминала? Ох, не припомню!
Выходило, что надо или признаваться, что не всё рассказала, или впредь трепать языком поменьше. Но, если скажу, что обманывала — и жила не там и не с теми, с кем говорила, и ушла из деревни не потому, что бабушка померла, и вообще зовут меня не Суной, — кем будет считать меня Оласа? И как посмотрит на такую гору вранья Батька? Я ж от него уже не раз и не два слышала, что живут патрульные, как одна семья, и друг другу доверяют, потому что без доверия в бою, когда нужно положиться на прикрывающего спину товарища, никуда.
А я, кроме того, что о себе много чего утаила, так, может, ещё и в преступницах числюсь. Мысли о том лорде не давали покоя… Вдруг меня ищут? Хотела бы я знать… Только как такое выяснить? Начать спрашивать — как палку в муравейник сунуть.
И про Гифару я изначально не так сказала. Тиваль-то считает, что я у тётки жила. А на самом деле я служила в особняке Инрис, а никакой тётки и в помине не было. Опять, выходит, ложь…
Значит, придётся терпеть и следить за языком. Только от всего этого мне было нехорошо, неуютно, муторно на душе. Как же правильно себя вести? Обязана ли я делиться со всеми своей историей? Вот в Сайрагане узнали, что никого у меня нет, и чем это кончилось? Говорить правду — это как открыться для удара под дых. А не говорить, получается, тоже плохо…
Как же быть?
Когда от заново отстроенного моста вернулись патрульные, я наконец узнала, для какой надобности надобен амбар.
