Ох, так хочется… С тоской поглядела на восток.
Вот только что потом? Толпа пьяных чужих мужиков и баб, провожающих меня в горницу вместе с противным сивобородым? Я же уже поняла, что тот будет бить. Не потому, что не слушаешься, не потому что надо, а потому, что ему это нравится. Унижать, видеть страх, даже ужас… Да лучше пусть меня звери в лесу сожрут, чем такое!
Примерившись, обнаружила, что если не поднимать ноги слишком высоко, плеска меньше. Только вода не по-летнему холодная, ступни стынут.
Поднимаясь по течению, я искала две вещи — бревно, для того чтобы удобно подняться на берег, и кусты пижмы, о которой мне стоило бы вспомнить раньше. Листья похожего на яичницу-глазунью сорняка, растёртые в ладонях, давали терпкий запах, отлично отгонявший гнус. Да и собак со следа такое сбить поможет, если отчим всё же вздумает меня искать…
Шлёпала я вдоль ручья ещё долго. Хорошо, что нашла пижму — характерный силуэт с плоскими соцветиями на фоне подсвеченного луной неба обнаружился прямо на берегу — я даже из воды не вылезала. Натёрла ладони, руки, ноги, пострадавшую от комаров шею. Гнус продолжал виться вокруг, но не садился. И ладно. А то б ещё немного, и я сама сидеть бы завтра не смогла. И так уже и бёдра, и зад чесались нестерпимо. Наконец я углядела подходящее пологое бревно. Потрогала. Вроде нескользкое, кора ещё не сгнила. Вылезла из воды, отряхнулась. Натянула портки. А потом надела не те башмаки, в которых ушла из дома, а другие — осенние — сапоги. Вот так! Теперь ищите меня!
Выбралась на берег, и, аккуратно ставя ноги, — старых корней от невыкорчеванных пней тут было полно — пошла к темневшему впереди лесу. Оглянулась на ручей, поле за ним, ряд тёмных крыш… закусила губу и зашагала на запад.
Ушла я недалеко — оступившись среди папоротников, скатилась в овраг. Больно стукнулась спиной о валун на дне. Да ещё обронила котомку. И чуть не заплакала. Что ж я такая бестолковая? Как её теперь искать? Тут, под кронами деревьев, в этой промоине даже я ничего не вижу. Надо ж руками шарить! А если на змею наткнёшься? Стиснула под рубашкой в кулак бабушкину цепочку — вдруг поможет? Так, откуда я свалилась, как бы понять? Луна светила мне в спину. Выходит, вот оттуда. И на дне ничего не растёт. То есть, если мешок не зацепился за корень или камень, одно из тёмных пятен поблизости — это он. Только лунный свет так обманчив…
Ползала я, наверное, целый час. Перемазалась в грязи по уши. И когда уже почти сдалась и решила ждать утра, рука наткнулась на ткань. От облегченья чуть не зарыдала. А потом пришла мысль: какая же я дура! Вот что бы мне сразу, как упала, лечь спать до рассвета. А утром я б котомку сразу, без этих мук увидела. И чистой осталась, и выспалась бы!
Ладно, что теперь плакать. Сейчас бы подняться на западный склон да притулиться под корнями — подремать хоть немного.
* * *
Проснулась утром. С затёкшими ногами и больной спиной. Зато мешок был рядом. Солнце только-только встало, пронизанный косыми золотистыми лучами утренний лес был свеж и влажен. Кое-как размявшись, достала гребень. Косу решила не расплетать, но вычесать из головы сосновые иголки хотелось нестерпимо. А ещё — пить. Вот, ещё одна моя глупость. Могла бы взять с собой флягу… а у меня только старый чайник. И что я с ним буду делать?
Выходило, что собиралась я, собиралась… да толком не собралась.
И, если наткнусь по пути на деревню или хутор, нужно посмотреть на хозяев. Если люди покажутся добрыми, предложить поработать взамен чего-то из того, что мне потребно. Например — снова захотелось стукнуть себя ладонью по лбу — у меня же совсем нет денег! Ни монеты! А ведь мама рассказывала, что при входе в города с прохожих и приезжих спрашивают деньги. Называется пошлина.
Хотя в деньгах я не понимала ровным счетом ничего. Ибо никогда их в руках не держала.
Закинув на плечо мешок, повернулась к солнцу спиной и пошла куда глаза глядят. Странное выражение. Разве можно идти туда, куда они не глядят? Чуднее только «куда ноги несут». Как будто кто-то на руках ходит. Хотя некоторые девки — грустно вздохнула — умудряются ходить без головы.
Наверное, сейчас дома уже обнаружили, что я пропала. Невольно ускорила шаг — несмотря на ночной страх, падение в овраг, на то, что шла неведомо куда, возвращаться я не хотела. Достаточно было вспомнить злые глаза того сивобородого.
Через час поняла, что проголодалась. Достала один подсоленный сухарь, начала сосать на ходу. Съела б и больше, да побоялась. Потому что непонятно, как кормиться, когда припасы подойдут к концу. Ягоды — поздняя малина да костяника под ногами — это баловство, а не еда.
К полудню мне повезло — я вышла в широкую лощину, заросшую кустами лещины. Сами орехи пока не созрели, были, как говорят, восковой спелости, в ещё зеленоватых скорлупках. Но ядрышки оказались вполне ничего — крупными и съедобными. Остановилась, только набив мешок орехами под завязку А напоследок вырезала себе хороший дорожный посох — прямые стволики лещины для такого как раз отлично годятся: с одной стороны — палка, с другой — рогатина. Сподручно и ветку приподнять, и змею к земле прижать, и на развилку котомку повесить.
Попадались грибы. На сыроежки я внимания не обращала, а вот найдя выводок крепких чистых боровиков — задумалась, что бы с ними сделать? Еда хорошая… только как их готовить, если нет ничего, кроме чайника? Выходило, что или нужно сушить порезанные грибы на жарком солнце, или, да, варить в чайнике. Эх, я растяпа…
К вечеру поняла, что убрела неведомо куда. И успокоилась — теперь от меня ничего не зависело — я так плутала, что назад к Красным Соснам мне вряд ли выйти. Значит, пойду вперёд.
Ближе к закату я выбралась на берег широкой, текущей с юга на север реки. Ох! Мне ж надо на тот берег. А как? Страшно. Ведь ясно — течёт на север, значит, впадает в топи у Тихого озера. А там твари водятся похуже зверья из Запретных гор. Коркодилы. Такие зубастые, на коротких лапах. А плавают быстро. Прикинутся бревном, а сами — хвать! Вдруг тут такие есть? К концу лета река обмелела, но всё равно придётся плыть. Как-то не хочется.
Рассудив, что в топях у Тихого озера я точно ничего не теряла, повернулась на юг и пошла вдоль берега, разглядывая полосу у воды: если тут есть коркодилы, наверное, должны быть и коркодиловы следы? Пока шла, подобрала на мелководье десятка полтора крупных устриц. Вечером разведу костёр из плавника, попробую испечь.
Наконец, заметив в песчаном обрыве большую промоину под корнями, решила, что пришла — тут и заночую. Может, сегодня высплюсь…
Устриц я успела испечь до того, как село солнце. На вкус они показались странными и даже неприятными, но привередничать не приходилось. Еда — она и есть еда. Охотник из меня никакой, разве что попаду в козу с десяти шагов камнем, а сухарями сыт не будешь.
Умылась, вскипятила воду в чайнике, напилась. И полезла наверх, туда, где под корнями большой сосны на обрыве темнела дыра. Вроде глубокая — не вывалюсь.
Хорошо, что не улеглась спать на берегу. Потому что проснулась в темноте от того, что на реке кто-то фыркал и плескался. Большой. Страшно. Замерев, сжала в кулаке рукоять ножа и долго лежала, вглядываясь в темноту. Наконец, когда по реке уже пополз предрассветный туман, фырканье прекратилось. Шлёпнуло по воде в последний раз и стихло…
